Читать «Политика (сборник)» онлайн - страница 278

137

Выражением «обозначение двух предметов одним именем» мы перевели одно слово текста: «одноименность» (омонимия). Мысль та, что если виды и сущности вещей не одно и то же, то к ним и нельзя прилагать одного и того же имени.

138

Нужно разуметь «соприкасаются»; но это затруднение, хотя Аристотель и считает его особенно большим, гораздо легче преодолевается, нежели то, на которое он указывает далее, именно, что виды не могут быть причиною ни движения, ни вообще какой-либо перемены. Соприкосновение данной единичной вещи с «видом» происходит потому, что вид, или идея, чего-либо имеет существование повсюду и вечно, то есть неограниченное, не стесненное никаким местом в пространстве и никаким моментом во времени. Так, где бы ни возникала действительная, видимая окружность, она повсюду «встретит» уже ранее ее существовавший в том же месте «вид» окружности, и этот вид лишь проступит, станет видимым в действительной, возникающей окружности, и притом войдет в нее окружностью. Возникая, реальные вещи лишь вступают в формы предсуществующих им видов их, и потому именно и возможно для них возникновение, что им предшествуют эти виды. Так, геометрической фигуре, которой понятия (вида) нет и оно немыслимо, и возникнуть невозможно: все логически немыслимое есть вместе и недействительное для реального мира. Отсюда объясняется известная как бы логичность космоса, отсутствие на нем бессмысленного и противоречивого.

139

Эвдокс, из Книда (род. ок. 480 г. до Р. X.), ученик Платона и пифагорейца Архита, был не только философом, но также знаменитым астрономом, математиком и географом. Между прочим, он первый доказал математически шарообразность Земли и разделил ее на поясы. В своих философских взглядах он значительно отступил от Платона и сблизился с Анаксагором и Аристиппом. Что касается Анаксагора, то Аристотель, без сомнения, говорит лишь о его теории всеобщего первоначального смешения качеств и предметов, которая или может быть приложена для объяснения соединения идей с вещами у Платона, или вообще может быть поставлена в параллель с теорией этого последнего.

140

Вероятно, намек на одно место «Тимея», где Платон говорит, что Бог творил вещи, устремив взор на идеи.

141

Мысль эта хорошо выражена теперь в той градации понятий, которая прилагается к классификации органического мира: отдел, класс, семейство, род, вид; например, род есть копия по отношению к семейству, потому что все роды, содержащиеся в нем, повторяют в себе те общие признаки, которые содержатся в определении семейства, и в то же время он есть образец по отношению к видам, потому что те признаки, которые содержатся в его определении, повторяются, в свою очередь, в определениях всех видов, которые он обнимает собою.

142

Это возражение (оно повторяется в Метаф., VII, 6 и 14, и в последней Аналитике, I, и) есть важнейшее и составляет тот пункт, где философия Аристотеля отделяется и расходится с философией Платона: по Платону, сущность вещи, будучи идеей ее, отделена от нее, по Аристотелю, сущность неотделима от вещи. Однако едва ли взгляд Аристотеля не составляет лишь части взгляда Платона; он не противоречит в сущности своему учителю, но, только произнеся половину его мысли, не произносит вторую половину ее. Сущность вещи заключена в ней самой, и это одинаково по Платону (идеи суть сущности вещей, вещи причастны идеям) и по Аристотелю. Но сущность вещи исчерпана ли, ограничена ли в своем существовании моментом и местом существования единичной вещи, например сущность круга сосредоточена ли всецело в этом нарисованном круге? Платон отвечает на это отрицательно, и Аристотель, по совершенной невозможности, едва ли стал бы утверждать это.