Читать «Ашкелонские хроники. 2010 – 2014 (сборник)» онлайн - страница 46

Константин Васильевич Арама

Когда я чувствую, что устал от работы, всегда ухожу к морю, чтобы босиком побродить по берегу, обязательно замочить штанины брюк, посмотреть на мелких рыбок, снующих в прибрежных, по-летнему тёплых волнах, понаблюдать за играющими детьми и, если повезёт, увидеть ещё не размытые волнами песчаные городки, построенные всё теми же детьми.

Сегодня повезло: был такой городок, немного разрушенный водою и ветром. Подумалось о том, что, что бы ни делал человек, всё тленно, всё рано или поздно исчезнет, за исключением, пожалуй, творений возвышенного человеческого духа.

Мятежные мысли

Вечер. На душе мятежно. Солнце уходит за горизонт, и вот-вот, с восходом первой звезды, начнётся новый день. А на душе мятежно оттого, что этот день уйдёт – и вместе с ним частичка моей жизни.

Красив и трагичен закат, когда солнце скрывается за ровной линией моря и нет облаков. Линия горизонта идеально ровна, как линия горизонта событий моего сиюминутного, всегда неповторимого и единственного, когда «здесь и сейчас» наполнено непостижимым содержанием – солнцем, небом, горизонтом, отделяющим небо от моря. И я в этом, я это и есть.

И вот солнца уже нет, и проезжающие мимо, спешащие домой машины настойчиво возвращают меня к реальности – к дому, детям, заботам, к новому дню. А был миг, мгновение бесконечно прекрасного, когда были солнце, и море, и закат, и маленькая трагедия маленькой смерти, – мгновение, приравненное к вечности.

Любая трагедия, лишённая иронического жеста, становится либо фарсом, либо пафосом, и таки во всей этой суматохе переполняющего меня ощущения прекрасного – маленькой ухмылкой мысль о забытом до завтрашнего дня на рабочем столе заряднике от мобильного телефона.

Завтра будет новый день и новые мгновения. А на небе ещё не появилась звёздочка, и день не кончен. Но в душе звучит неизменный и вечный мотив: «И был вечер, и было утро…»

Тихо, сумеречно и ясно

В комнате сумеречно и тихо. Именно так, как я люблю. За пять лет жизни здесь я научился не слышать гомона школьной ребятни из расположенной напротив моих окон школы. Пусть шумят, на то они и дети.

Через полуприкрытые трисы окна вижу кусочек осеннего неба. Облаков не видно, просто холодное небо ашкелонской осени.

Удивительная пустота на душе. Соразмерная духовной же наполненности в иные дни, эта внутренняя и внешняя (что по сути едино) сумеречность и тишина во мне не оставляют места ничему, кроме какой-то необъяснимой, запредельной ясности ощущения бытия.

Небо и я… Раньше я бы сказал, что мы вдвоём. Теперь другое. Грань личностного столь же условна, сколько те звуки, которые наполняют мою тишину и едва уловимым контуром обрисовывают картинку настоящего.

Ясно и тихо, и меня почти нет. И в этом «почти» не больше смысла, чем в абсолютности «нет». Есть только это голубое сияние вечной тишины, которая будет даже тогда, когда я вернусь обратно в мир «настоящего».

Во время ракетного обстрела

Просыпаясь от пролетающей над крышей ракеты «Железного купола», обычно точно знаю, что будет дальше. Этот пронзительный звук не спутаешь ни с чем.