Читать «Ашкелонские хроники. 2010 – 2014 (сборник)» онлайн - страница 13

Константин Васильевич Арама

Так и должно быть. Маленькие дети – они светлые. Надо этот свет внутри них сохранять и беречь, чтобы потом они не стали тёмными. Так мы и сами станем светлее.

Я, велосипед и дорога

Еду на велосипеде. Сосредоточен на рисунке тротуарной плитки, которая во время езды превращается в параллельные направлению движения линии. Только я и дорога, я и движение.

Всё окружающее воспринимается ровно настолько, чтобы никого не задавить и не быть задавленным: люди – без лиц, без пола, без ничего, просто контуры (вряд ли они вообще в этот момент существуют); машины – только де факто, не более.

Знаю, что еду домой. Вместе с тем есть понимание того, что цель поездки – всего лишь настоящее, которое ещё не наступило, поэтому несущественно. Есть только я и дорога, я и мой путь.

Дома, деревья, люди – условность, как и я для них… Этих домов не было каких-то 50 лет назад, и через 50 их уже не будет. Равно как нет уже тех людей, которые помнят эти места пустынными и дикими, так и не будет тех, кто сейчас жив.

Всё не важно, кроме меня, моей дороги и рисунков, создаваемых тротуарной плиткой. Бытие такая же условность, как и небытие.

Неудачное утро

По дороге в школу одного мальчика, меня с коляской и сына закидали камнями со двора соседней школы. Благо никто не пострадал. Дикие какие-то дети. Это религиозная школа. Не знаю, чему там детей учат.

Сразу сказал об этом охраннику школы, где учится сын. Позвонил в полицию. И заодно зашёл в школу, откуда летели камни, и разговаривал с директором.

В полиции живенько отреагировали и пообещали разобраться с этой историей.

Моё рвение вполне оправданно, так как это элементарно вопрос безопасности прохожих. И потом, что это за школа такая, если там воспитываются такие дети?

После этого пошёл сдавать в поликлинику анализы, а там забастовка медсестёр и кровь на обследование не берут. Заказал очередь на другой день. Как достали эти забастовки…

Вот такое бодрое утро.

Он вернулся

Мы не виделись с тех душных ночей осеннего Ашкелона, когда ничего так не ждёшь, как прохлады раннего утра. Где он пропадал всё это время, не знаю, но теперь по дороге домой я его узнал, я снова его почувствовал. Он вернулся, как всегда внезапный, как всегда ошеломительный и немножко невпопад.

Трепя мою шевелюру, наполняя моё дыхание своим пряным привкусом пустынь, пускал пыль в глаза, рассказывая о том, где был и что видел. Непривычно вслушиваться в его лепет… Но я таки прислушался и спустя какое-то время уже был спокоен. Как и не было тяжёлого дня. И мы шли домой, вернее я ехал на велике, а он был со мной.

Нанёс пыли… Она везде. Вечером он играл ею, рисуя удивительно красивый закат, который, увы, я не видел, но, судя по его рассказу, это было именно так. Теперь, почти ночью, хотя сейчас всего только седьмой час вечера, он совсем заигрался в свои волшебные игры и, создавая из той же волшебной пыли дымку, окутавшую суетливый вечерний Ашкелон, заставил меня вслушиваться и всматриваться.