Читать «Я не боюсь летать» онлайн - страница 130

Сия псевдомудрость, сей псевдопсихологический нравственный принцип был более кальвинистским, чем сам кальвинизм.

В. Мужчины достигают своего сексуального пика к шестнадцати годам, после чего начинается спад…

Брайану было двадцать четыре. Он явно уже перевалил за вершину горы. Уже восемь лет как перевалил. Если он в двадцать четыре трахался со мной только раз в месяц, можно себе представить, что будет в тридцать четыре! От такой перспективы я впадала в панику. Может быть, отсутствие секса не так расстраивало бы меня, но оно указывало на то, что и во всех других сторонах нашего брака нелады. Мы практически не видели друг друга. Он оставался в своем офисе до семи, восьми, девяти, десяти, одиннадцати, двенадцати ночи. Я содержала дом и бездельничала в библиотеке, работая над сексуальным сленгом восемнадцатого века. Идеальный буржуазный брак. У мужа и жены не остается друг на друга времени. Брак уничтожил ту единственную причину, из-за которой стоило жениться.

Так продолжалось несколько месяцев. Депрессия все усиливалась. Мне становилось все труднее и труднее вылезать из кровати по утрам. Обычно я до полудня пребывала в коматозном состоянии. Я пропускала почти все занятия, за исключением святая святых – того самого семинара. Аспирантура казалась делом зряшным. Я туда пошла потому, что любила литературу, но изучения литературы там не предполагалось. Предполагалось изучение критики. Какой-то профессор написал книгу, «доказывающую», что «Том Джонс» на самом деле марксистская притча. На самом деле «Том Джонс» был христианской притчей. Другой профессор написал книгу, «доказывающую», что на самом деле «Том Джонс» был притчей промышленной революции. Нужно было держать в уме имена всех этих профессоров и все их теории, чтобы сдать экзамен. Всем, казалось, было насрать, читала ли ты «Тома Джонса» или нет, если ты могла отбарабанить названия разных теорий и имена их авторов. Все критические книги имели названия вроде такого: «Риторика смеха», или «Комические детерминанты прозы Генри Филдинга», или «Эстетические импликации в диалектике сатиры». Филдинг, наверное, переворачивался в гробу. Я реагировала на это так: спать как можно дольше.

Вообще-то я была маниакальной отличницей, и любые экзамены сдавала легко, но в аспирантуре всякого дерьма было столько, что переварить его было просто невозможно. А потому я предпочитала спать. Я проспала общий экзамен в мае. Вместо работы над диссертацией тоже спала. Изредка, если добиралась до аудитории, то сидела и кропала стишки в блокноте. Один раз я набралась храбрости и рассказала о своих проблемах профессору Стентону.

– Я не думаю, что хочу стать профессором, – сказала я, переминаясь с ноги на ногу в алых замшевых сапожках.

Полученный грант Вудро Вильсона обязывал меня по окончании аспирантуры стать преподавателем. И мое нежелание было равнозначным поруганию Бога, страны и флага, то есть чистейшим святотатством!

– Но вы такая превосходная аспирантка, миссис Столлерман. Чем еще вы можете заниматься?