Читать «Ярцагумбу» онлайн - страница 134

– Подожди! Я прошу тебя, давай поговорим!

– О чем?

– О ком. О ней. Пойдем, посидим куда-нибудь. Я приглашаю.

Громада костела Пресвятой Девы Марии нависала тяжестью и объемом, дыбилась, острилась шпилями, вонзалась в темнеющее небо, поражала резким несоответствием отточенных карандашей малых башен – основной, безглавой, с почти плоской крышей. Мужчины молча и длительно огибали темные стены, углубились в переулки.

Борис бросил:

– Ты знаешь, что в этот костел входит двадцать пять тысяч человек?

– Сколько? – высоко протянул Дан.

– Смешной ты, парень. Зайдешь – убедишься, пространства колоссальные. Не иначе, самый объемный собор в мире.

Бар был полон народу, но через время все затихло, посетители рассосались, Дан и Борис перебрались от стойки за столик на двоих, официант запалил свечку, принес коньяку, лимон, десерт.

– Я знаю, ты тоже сладкоежка, – пододвинул вазочку с чем-то замысловатым Борису Дан.

– Бывает… Спрашивай. Я понимаю, хочется поговорить о человеке, который для тебя много значит.

– А разве для тебя – нет?

– Видишь ли, я – совсем другое дело. Нас связывают дела. Годы… – уходил от прямого ответа один.

– Ты же любишь ее. Как ты меня-то терпел? – требовал откровенности другой.

– Тебя? Ну ты с места в карьер. Ты, кажется, не понимаешь пока главного. И объяснить я, наверное, тебе не сумею. Сам дойдешь постепенно. Поразмышляешь, и потом, может быть… Не знаю…

– А русскому ты ее научил? – будто не слышал Дан.

– Да она же наполовину русская. На четверть кашубка, на четверть немка. Еще тот замес.

– Русская? Как это? – поразился Дан.

– Она с 1958 года. Ее мать приезжала в Москву на Фестиваль молодежи и студентов. Знаменитый фестиваль! После него в России много черных ребятишек народилось. Африканцы по себе память оставили. Темпераментные. А от русских парней в страны соцлагеря девушки пригожие домой начинку в животах повезли. Фестиваль молодежи! Гормоны всех стран соединяйтесь! Жениться на иностранках тогда строго-настрого запрещено в СССР было. Тебе не понять. Вы сейчас ничего не боитесь – без паспорта, без денег – Европа моя! А тогда – любовь, не любовь, нельзя и все тут. Три года к тому времени, как занавес железный упал. Всего три года. Иная психология, идеология, принципы, дисциплина. Мать Элзы так замуж и не вышла. Хельга соседкой по квартире была. Как брата своего старшего в семидесятом во время волнений против советского режима потеряла, совсем одна осталась. Он у нее и за отца, и за мать был, сиротами росли. Стала жить с Элзой и ее матерью. Вроде как родственница. Объединили свои квартиры, съехались. Потом Элза уехала в Питер учиться – отец ее помог по линии соцлагерного содружества в универ попасть. Русский отец, понимаешь? Он профессором был. Филолог. Без нее здесь, в Гданьске, умерла мать. На руках у Хельги. Сердечный приступ. Элза приехала на похороны с отцом. И я с ними: профессор в России семью имел, жену взял с ребенком. Я и есть этот сын. Так что мы с Элзой тоже как бы родственники.

– Ясно. Не влюбиться ты в нее не мог, – констатировал один со знанием дела.