Читать «Реальное долголетие и иллюзии бессмертия» онлайн - страница 75

Татьяна Константиновна Кайко

Можно ли представить себе большую меру героизма и самообладания, чем совершенный Александром Мамкиным подвиг, когда он, несмотря на нечеловеческие мучения, сумел сделать все для того, чтобы спасти детей и раненых. Вот этой новой, советской мерой бессмертия измерены дела и подвиги многих наших соотечественников и в мирное время. Достаточно вспомнить сравнительно недавние события.

Заканчивался третий день работы учащихся одного из учебных заведений Орши на картофельном поле подшефного колхоза. Вдруг среди клубней на транспортере комбайна появился тяжелый, поржавевший снаряд. На мгновение все растерялись. Первым опомнился Михаил Мороз. Он схватил снаряд и быстро пошел к обрыву, чтобы сбросить туда смертоносный груз. Но не успел… О чем он думал в последние минуты своей жизни? Может быть, о спасении своих товарищей и забыл о себе? А может быть, не забыл, но мгновенно сделал единственный для себя выбор. И его имя золотыми буквами вписано в память людей.

Бессмертны имена великих деятелей науки, техники, литературы, искусства, ибо все, что они сделали, осталось людям. И дело, конечно, не в том, сколько лет успел прожить герой. Летчик Валерий Чкалов прожил всего 34 года. Александр Матросов — только 19 лет. Значит, есть все-таки в Человеке с большой буквы какая-то внутренняя готовность к подвигу, которая может проявиться в любую минуту его жизни.

Если проследить биографии многих героев, те пути, которыми они шли к своему звездному часу, то сразу обращаешь внимание, что эти люди живут, как правило, очень активной, напряженной жизнью, они предельно требовательны к себе и проникнуты заботой о других — близких и незнакомых людях. Даже за несколько часов до казни «изобретатель адских снарядов» Николай Кибальчич не дает себе возможности расслабиться. На стене своей камеры-одиночки он чертит схему летательного аппарата, прообраз нынешних «Салютов» и «Союзов», и пишет на волю: «Если моя идея… будет признана исполнимой, то… я спокойно тогда встречу смерть, зная, что моя идея… будет существовать среди человечества, для которого я готов пожертвовать своей жизнью».

С похожими словами, тоже перед неминуемой гибелью, обратился к нам, потомкам, чешский коммунист Юлиус Фучик: «Я любил жизнь и вступил в бой за нее. Я любил вас, люди, и был счастлив, когда вы отвечали мне тем же, и страдал, когда вы меня не понимали. Кого я обидел — простите, кого обрадовал — не печальтесь. Пусть мое имя ни в ком не вызывает печали… Если слезы помогут вам смыть с глаз пелену тоски, поплачьте немного. Но не жалейте. Я жил ради радостной жизни, умираю за нее, и было бы несправедливо поставить на моей могиле ангела скорби».

А вот что писал уже в наши дни бывший магистр богословия, пламенный атеист Александр Александрович Осипов, прикованный к постели тяжелой и неизлечимой болезнью: «Да, друзья и недруги, атеизм для меня убеждение, внесшее свет и ясность в мою жизнь, а не конъюнктурное искание теплого места. Найдя свет правды, я остаюсь верен ей. И в муках болезни, и в опасностях смерти, и в радостях или невзгодах жизни. Выстраданный мною путь к духовной свободе не меняют, как платье. Мой атеизм — свет жизни моей. Я буду верен ему, пока дышит грудь. Ибо знать правду — это такая радость, которую и на одре болезни я могу только пожелать каждому человеку, если он хочет быть достойным этого самого высокого на земле звания. Будьте здоровы, друзья. Не болеть и вам, нынешние недруги мои. Да познаете вы свет человеческий, свет правды, перед которым болотным огнем тусклым и призрачным покажется вам очаровывающий вас сегодня так называемый свет Христов. До свидания». Вот так светло и ясно уходил из жизни атеист А. А. Осипов.