Читать «Рядовой Рекс (сборник)» онлайн - страница 184
Борис Николаевич Сопельняк
Осмелевший от похвалы, я решился задать вопрос, который уже много лет мучает всех вологодских охотников.
– Парменыч, ты Шерстнева давно знаешь?
– Мы с ним, парень, вместе воевали. В одной роте. Снайперами были, – строго ответил егерь.
– А чего же тогда зовешь по фамилии? Шерстнев да Шерстнев. Ведь ни одна душа не знает, как его зовут.
Парменыч сел на пень, поджал ноги и зашелся в беззвучном хохоте. Минут пять он не мог разогнуться и только вытирал ручьи слез.
– Уж больно знатное у него имя, – простонал наконец Парменыч. – Аполлон! Может, слышал, бог такой был… Аполлон Федотыч Шерстнев! Мы его Антоном звали, а когда к ордену представили – раскрылось. Генерал у нас был, по фамилии Туча. Он так и сказал: «Раз у лучшего снайпера полка божественное имя, пусть похлопочет у бога войны, чтобы допустил быстрее, до Берлина». Неделю Шерстнев ходил туча тучей, а потом взял с меня клятву ни под каким видом не раскрывать его имя… Ты уж, Андрюха, помалкивай, не подводи старика. А то не сносить нам головы. Обоим.
– Ладно, чего уж там, – буркнул я, польщенный доверием.
– Ну, потопали! – поднялся Парменыч. – Покажу наши угодья – и назад. Надолго мне отлучаться нельзя: уж больно Трезорка скучает.
Долго мы ходили по лесу. А в воздухе носились такие запахи, что голова шла кругом. Дунет из сосняка – даже в ушах звенит от густого хвойного духа. Потянет с озера – острая, почти морская свежесть покалывает виски. Но надо всем царил запах багульника.
Протоки, старицы и бочажины кишели птицей. Той самой, которую мне предстояло защищать. Первый раз я смотрел на красавцев селезней, важных гусей и царственных лебедей без желания поднять ружье. Парменыч рассказывал, кто где строит гнезда, как высиживает птенцов, кто эти гнезда разоряет… А я слушал, смотрел и с удивлением чувствовал, как во мне пробуждаются чуть ли не отцовские чувства к этой живности.
Как-то я целый час наблюдал за журавлиной парой. Я видел, как чинно вышагивали они по болоту, как строили гнездо, слышал их нежное курлыканье… Это было утром. А вечером журка метался над островами и кричал так тревожно и тоскливо, что сердце сжималось. Куда девалась его подруга, мы не знали, но оба потянулись к ружьям: днем мы слышали несколько выстрелов, но решили, что кто-нибудь лупит по сорокам… С полчаса метались по узким протокам, пока не выскочили на озеро. Тихо. Пустынно. И только у противоположного берега движется черная точка.
– Дай бинокль, – обернулся я к Парменычу.
– Держи.
– Вижу! Парменыч, вижу! В лодке трое… У-у, гады, заметили. Удирают!
– Не уйду-ут! – сквозь зубы процедил Парменыч.
Мотор звенел. Я не отрывался от бинокля. До берега метров пятьдесят, а браконьеры выскочили из лодки и по колено в воде бежали к кустам. Один тащил ружья, другой – что-то завернутое в сети, а третий – десятка полтора уток и… журавлиху.
– Уходя-ат! – завопил я и пальнул в воздух.
– Догони-им! – Парменыч зарядил ружье картечью.
Мы с ходу врезались в отмель и выпрыгнули из лодки. Браконьеры уже в кустах, а мы – на открытом месте. Шлепнуть нас – пустяковое дело. То ли браконьеры были трусоваты, то ли судьба хранила, но выстрелов не было.