Читать «Транзит Сайгон – Алматы» онлайн - страница 21
Эльдар Саттаров
Последнее, что он слышал о нём, было то, что Ань обрил себе голову на манер буддийского монаха, оделся в традиционное чёрное кимоно крестьянина и удалился в глушь, странствуя по отрезанным от колониальной цивилизации деревушкам Долины Джонок, добывая пропитание трудом рук своих и пытаясь заниматься пропагандой анархистских идей на селе, в исконном ареале простого народа. Сам Хошимин уже не первый год обретался в густых чащах Юннани, с тех пор как он был откомандирован сюда из Москвы, в качестве комиссара Восьмой армии. В год Тигра отбыл он из далёкой Алма-Аты, чтобы через безжизненные пески Гоби, обширные незаселённые пустоши Синьцзяна и зелёные нагорья Сычуани, добраться сюда, к партизанским базам Южного Китая. За последние несколько месяцев в приграничные с Тонкином провинции Китая продолжался массовый приток сознательных вьетнамцев, горевших желанием бороться против фашизма. Гоминьдановцы, чьи руки были по локоть в крови рабочих, бастовавших в Шанхае и Кантоне чуть больше десятка лет назад, заключили немыслимый до того альянс с китайскими коммунистами, так называемый Второй Объединённый фронт. Они вынуждены были пойти на это во второй раз перед лицом несокрушимого врага с далёких островов, уже оккупировавшего всю Азию, полмира. Теперь они всё чаще обращали свои взоры на Индокитай. Если японцы довольно успешно вербовали себе там последователей из числа реакционеров, националистов и приверженцев эзотерических религиозных сект, вроде Као-дай или Хоа-хао, то Гоминьдан стремился максимально использовать в своих целях ресурс Сопротивления, очевидно намного превосходивший профашистскую реакцию в сознании широких слоёв местного населения, порой даже зашкаливая.
Хошимин, как революционер закалённый годами невзгод и лишений, прошедший большевистскую кадровую школу в Москве, знал, что всё, что требуется этим массам – это направляющая их стальная рука. С наивными мечтаниями товарища Аня можно было веками и даже тысячелетиями ожидать великого массового движения, наподобие «жёлтых повязок», тайпинов или тэйшонов, способного на прыжок в небеса, в народную утопию. «Нет, – думал Хошимин. – Мы пойдём другим путём. Непобедимой, колоссальной силе машины японского милитаризма, во всём схожей с железом и сталью, можно противопоставить только железную дисциплину и стальную организацию большевистской партии».
Хошимин хорошо знал историю своего народа и очень гордился ею. «Монголо-татары подчинили себе просторы Евразии, надели ярмо на Русь и Китай, привели в ужас Японию, спасшуюся чудом, благодаря вмешательству божественного ветра «камикадзе». И именно мы, вьетнамцы стали единственными, кто нанёс военное поражение их ужасной орде, причём неоднократно, трижды. Хитрость, решительность, сплочённость. Иначе, каждый будет думать только сам о себе, и мы навсегда останемся в рабстве». Именно подобные размышления неминуемо приводили Хошимина к моральной поддержке сталинских процессов тридцать седьмого года и директив о политическом искоренении троцкизма. По доходившим из далёкой Кошиншины сведениям троцкисты и анархисты продолжали свою отчаянную, безумную и дерзкую борьбу в подполье Сайгона. Но эти элементы следовало выкорчевать, как это делал товарищ Сталин. «Когда-нибудь народы поймут эту оправданную жестокость. Без этой кристально-чистой, алмазно-твёрдой, совершенной воли, без этого безжалостного отсечения сомневающихся и попутчиков, мы никогда не сможем стать сильнее, чем наш чудовищный враг, мы никогда не выстроим партию, как единый, целостный, могучий организм. Партия – это организм, состоящий из множества взаимосвязанных между собой клеток, причём связанных нерасторжимо, пусть даже связью на данном этапе может быть только тотальный террор. Террор – это лишь инструмент власти, а власть это инструмент революции.
