Читать «Правитель империи» онлайн - страница 405

Олесь Бенюх

— Я согласен с мнением большинства, — сказал он, и в голосе его послышалась угроза. — Эй, стража, ну-ка, устройте этому бродяге проверку, в своем ли он уме. Да поживее.

Двое юношей подхватили меня под руки, и мы оказались на внутреннем дворике. Воздух был чист и прохладен. Над моей головой колыхались звезды. От свежего воздуха я, должно быть, потерял сознание. Когда же я пришел в себя, звезды плыли под моими ногами. „Схожу с ума“, — подумал было я, но, увидев рядом с собой человека в черной маске, стоявшего на земле, понял, что меня подвесили за ноги. „Говори, не имеющий стыда, весело произнес он и щелкнул бичом так, что я почувствовал сорван клок кожи с правой лопатки, есть ли кто-нибудь в этой жизни, кто главнее тебя?“. „Все, — поспешил заверить его я, видя, что он готовится еще раз привести в действие свой ужасный бич. — Все главнее меня“. „И я — палач?“. „Да, и ты“. Очевидно, мой ответ был недостаточно быстр. Бич метнулся, как огромная черная змея, и на сей раз его укус пришелся в живот. „Ты хорошо говоришь, — похвалил меня палач. — Надеюсь, ты справишься и с третьим вопросом. Ну, а кто, по-твоему, самый главный человек на свете?“. „Кесарь Рима!“ — мгновенно выкрикнул я. „Не очень-то большой фантазией отличаются твои вопросы, Кровавая Маска“, — несмотря на боль, успел все же подумать я. „Ведите его назад“, — палач кивнул скучавшим стражам на меня, с явной досадой, бросая бич на пол дворика.

— Скажите: этот „сын божий“ вполне в своем уме. Вполне ха-ха-ха-ха-ха! — пригоден к насильственной смерти по людскому приговору. Ха-ха — „божий сын“!

Стражи вновь доставили меня в главный зал. Впрочем, теперь без их помощи я сам туда и не дошел бы. Наверное, я потерял много крови — перед глазами все кружилось, и ноги дрожали. В гробовой тишине громом обрушились слова первосвященника:

— Почему ты пришел к мысли, что ты сын божий?

— Мне было видение. И мне были слова.

— Какие слова?

— „Любимый сын мой“. Только их сказал не ваш бог, а мой.

— Смерть ему! Убить отступника! Повесить бродягу! Распять разбойника!

— Последний вопрос, — тихо произнес первосвященник, и тон, каким он это сказал, заставил вновь всех смолкнуть. Только что ты признал, что римский император — владыка мира. Хочешь ли ты повторить это и перед нами?

К этому времени я чувствовал себя лучше, лишь нестерпимо хотелось пить.

— Да, это так, — сказал я, глядя ему в глаза. Он меня провоцировал, и только мы двое понимали это. — Но это противоестественно. Человек не должен никому подчиняться, кроме своей совести. Такое время настанет, когда не будет ни правителей, ни владык. Тогда…

— Стража, — крикнул он, перебивая меня. — Уведите этого человека в темницу…

— Что это? Где я? Господи, неужели это опять Бродвей? Я хочу целовать камни этой улицы, этого города. Я знаю и люблю здесь каждый дом. Каждое окно весело подмигивает мне, и прохожие улыбаются. Вот идет дама с ребенком, вот пожилой джентльмен, вот совсем юная парочка. И всем есть дело друг до друга, все дружелюбны, все достойны и рады жизни. Смотрите, как славно — в Центральном парке веселится народ. И из метро выходят напуганные и угрюмые, и довольные и просветленные. А вот… ну, знаете — черный идет в обнимку с белой у самого памятника Колумбу. Браво, Нью-Йорк. Странно, впервые в жизни хочу пить кока-колу. А эта смазливенькая девчушка говорит по-французски. Как ты попала сюда, дитя мое? Ты хочешь за поцелуй пятнадцать долларов? Пойдем. Только не торопись. Любовь, даже уличная, второпях противна. Стоп! Откуда здесь эти жирные синие мухи? И их много, уйма, тучи. Опять я вижу того лохматого, огромного, грязного. Он идет навстречу нам. О, детка, Жульетта, беги! Сейчас он опять начнет ломать мой позвоночник. Небо чернеет, чернеет, прижимается к самой земле. Лохматый оскалил желтые клыки… Он схватил меня, согнул в три погибели. Нет, нет сил противиться его жуткой силе. Спасите! Спа-си-те! Спа-а-а…