Читать «Аффект: практика судебной психолого-психиатрической экспертизы» онлайн - страница 97

Несомненно, список очерченных нами проблем, возникающих по поводу обсуждаемого случая, не является исчерпывающим. На наш взгляд, анализируемый в статье пример комплексной судебной психолого-сексолого-психиатрической экспертизы показателен в том отношении, что он ставит множество вопросов, требующих дальнейших междисциплинарных исследований.

Комплексная судебная психолого-сексолого-психиатрическая экспертиза П., обвиняемой по ст. 105 ч. 1 УК РФ в убийстве отца.

Из материалов уголовного дела и со слов испытуемой известно следующее. Родители П. проживали в городе С. Отец злоупотреблял алкоголем, «кодировался», эпизодически принимал наркотики. По характеру был раздражительный, вспыльчивый, неуравновешенный, властный, педантичный, жестокий, жадный. Работал в торговле. В подростковом возрасте находился в местах лишения свободы 4 года. Мать по характеру строгая, «холодная», по профессии – учитель музыки. П. была единственным ребенком в семье. Беременность у матери протекала с токсикозом, обострением пиелонефрита, угрозой выкидыша. П. родилась недоношенной, с обвитием пуповины вокруг шеи, желтухой, ателектатической пневмонией. Раннее развитие протекало без особенностей. Перенесла без осложнений ряд детских инфекций. Росла активным, подвижным, общительным ребенком. Посещала детские дошкольные учреждения. В этот период отец часто в состоянии алкогольного опьянения избивал мать, а ее наказывал – «ставил в угол», закрывал в темной комнате.

Испытывала страх перед отцом, боялась темноты. Не выговаривала некоторые буквы, занималась у логопеда. Когда ей было 6 лет, родители развелись, разменяли жилплощадь. Отец стал проживать отдельно, занялся предпринимательством, создал собственную коммерческую фирму. В последующем переехал в Москву, повторно женился, воспитанием дочери не занимался.

В общеобразовательную школу П. пошла с 7 лет. Подруги и знакомые характеризовали ее как отзывчивую, добрую, общительную, жизнерадостную, целеустремленную, бескорыстную, работоспособную, веселую, уравновешенную. По их мнению, она была «человеком правильных устремлений». Однако душу при этом открывала немногим, была гордой. Нравилась парням, но легкомысленной в отношениях с ними не была. Училась с интересом, обладала хорошими способностями, легко усваивала учебную программу. Активно участвовала в общественной жизни школы, была старостой класса. Параллельно училась в музыкальной школе, посещала секции аэробики, кикбоксинга, закончила водительские курсы. В 14 лет была изнасилована знакомыми подростками. В 16 лет от случайной половой связи заболела сифилисом, проходила курс лечения в кожно-венерологическом диспансере. Позднее в течение полутора лет встречалась с молодым человеком, забеременела от него. По настоянию матери, против своего желания, сделала аборт. С молодым человеком рассталась, так как он был, по ее словам, грубым, эгоистичным, малообразованным, постоянно ревновал ее.

После окончания 11 классов поступила в один из вузов города С. Проявила себя за время учебы с положительной стороны, принимала активное участие в культурно-массовой работе университета, являлась старостой группы. Согласно показаниям П., когда ей было 18 лет, в июле 1998 г. отец пригласил ее на свою дачу под городом С, на которую часто приезжал отдыхать из Москвы во время отпусков, где изнасиловал ее. В последующем отец постоянно насиловал ее, оскорблял, угрожал, избивал. Требовал, чтобы она, общаясь с другими, улыбалась и смеялась, чтобы скрыть «многоговорящую рожу». Настаивал на том, чтобы она поехала с ним жить в Москву.

Через 3 месяца после первого изнасилования она прервала беременность от отца, сделав аборт. Согласно показаниям матери и подруги П., ее отец часто стремился уединиться с дочерью, ездил с ней на дачу, увозил на ночь, на несколько дней взял с собой на Черное море. Стал проявлять настойчивость в том, чтобы дочь переехала к нему в Москву, «кричал и ругался, если дочь уходила к друзьям», пытался контролировать ее действия – «везде ее разыскивал, постоянно звонил». С этого периода П. изменилась, стала замкнутой, малообщительной, скрытной, при этом рассказала подруге, что ее изнасиловал отец и она его очень боится, что «ей жутко, больно и обидно». Вторая жена потерпевшего отмечала, что П. «в последнее время была странной, у нее резко менялось настроение, она постоянно неестественно улыбалась и смеялась».

В январе следующего года П. по настоянию отца переехала в Москву, перевелась на учебу в один из вузов города. Стала проживать совместно с отцом в снимаемой им квартире. Сокурсницы характеризовали ее активной, общительной, отмечали, что ее действия контролирует отец, она «постоянно торопилась домой». Родственники по линии отца считали ее «развязной, вызывающей», выглядела она всегда «веселой, жизнерадостной, счастливой». Работники фирмы, которой владел потерпевший, отмечали, что «отношения П. со своей дочерью были похожи на отношения мужа и жены», он постоянно контролировал дочь, поставил специально спаренный телефон (домашний с рабочим), чтобы проверять присутствие дочери дома, звонил ей по несколько раз в день. Она очень часто бывала на работе у отца, где у нее замечали странности в поведении: «на лице у нее всегда была улыбка, она была в приподнятом настроении», однако «найти с ней контакт, о чем-то поговорить было невозможно».

В ночь с 13 на 14 марта 1999 г. П., находясь в квартире, застрелила своего отца. После содеянного она была сразу задержана. При освидетельствовании у нее в крови и моче алкоголя обнаружено не было. Соседи показали, что до происшествия из квартиры, которую снимал отец П., однократно слышали женский плач, а ночью 14 марта они проснулись от сильного грохота, стонов и плача, в связи с чем вызвали милицию. Работники милиции, прибывшие по вызову, показали, что дверь им открыла П. Она сказала: «Я его убила», показала ружье, стала бегать по комнатам, нервничала, курила, расплакалась, у нее дрожали руки, хотя на вопросы она отвечала адекватно, спокойно, «казалась задумчивой». Она говорила, что желает отцу смерти, и боялась, что он выживет. Пройдя в туалет, она достала баночку, сказала «вот, у меня даже его сперма есть», при этом с силой бросила ее на пол. Рассказывала о том, что отец с ней совершал насильственные половые акты.

При стационарном обследовании было выявлено следующее. В соматическом состоянии патологии не отмечалось. Заключение невропатолога: «Незначительно выраженные органические изменения центральной нервной системы перинатального генеза». Была ориентирована всесторонне правильно, цель экспертизы понимала. В беседу вступала охотно, на вопросы отвечала подробно, последовательно, припоминая все детали. Держалась спокойно, уверенно, стремилась произвести хорошее впечатление, изредка была демонстративна. Сведения о себе сообщала полно, откровенно, искала сочувствия и сострадания. Тонко чувствовала ситуацию собеседования, легко откликалась на шутки, улыбалась, смеялась. Хотя утверждала, что это «маска», а на душе у нее тоскливо и тревожно за свою дальнейшую судьбу. Себя характеризовала общительной, открытой, активной. Признавала, что любит музыку, хорошо играет на пианино, пишет стихи. С неохотой об этом говорила, считая, что «сам человек не должен себя хвалить». Сообщала, что все свои переживания всегда хранит глубоко внутри себя, так как «не хочет других обременять своими чувствами». Из близких людей называла только одну подругу, которой могла довериться в трудных ситуациях. Начиная со старших классов, она стала задумываться над жизнью, начала «искать себя, свою веру». По совету подруги посещала «протестантскую церковь», но со временем поняла, что ей ближе православие. С удовольствием размышляла о жизни. С сожалением отмечала, что мать ее сейчас попала под влияние «этой секты».

При рассказах о своих взаимоотношениях с отцом становилась серьезной, взволнованной. Вспоминала, что с детства боялась отца, но когда он после длительного разрыва стал обращать внимание на нее, дарить дорогие подарки, то «потянулась» к нему, так как «он ведь отец все-таки мне». Когда отец изнасиловал ее на даче, то испытала «шок», не могла долго прийти в себя. Волнуясь, повышая голос, объясняла, что у нее «не было выхода», когда он стал ее регулярно насиловать, так как она была зависима от него, боялась побоев, его мести ей и матери, боялась позора. Ждала, когда отец одумается, попросит прощения и начнет относиться к ней как к дочери. Поясняла, что научилась «отключаться», замыкаться в себе, хотя постоянно вынуждена была улыбаться, так как отец заставлял «изображать довольную». Сообщала, что особенно тягостно стало после того, как отец заставил ее переехать в Москву к себе. Состояние было все время тоскливое, не могла ничем заниматься – читать, смотреть телевизор. Часто плакала, пропал аппетит, нарушился сон, снизился вес. Стали одолевать мысли об убийстве отца, которые она отгоняла от себя. О самоубийстве боялась думать, так как считала, что «отец хочет ее довести до этого и решить сразу все проблемы». В связи с этим она и не употребляла алкоголь.

За день до происшествия у нее начались месячные, но отец заставил ее совершить оральный половой акт. Говорила, что испытала в тот момент ужас, ощущение гадости, не могла отключиться от ситуации, как это делала ранее, от мысли, что «он меня насилует, он меня убьет». Поэтому решила оставить его сперму, собрав в баночку, как доказательство насилия. В следующую ночь накануне происшествия отец снова принуждал ее к половой связи, угрожал ножом, сделал ей два поверхностных надреза на животе. П. еле отговорилась тем, что «у нее месячные». Лежа в постели с отцом, долго не могла уснуть, в голове «навязчиво крутились» мысли об убийстве как выходе из такого положения («только одна мысль – лишь бы его не было со мной рядом»), но отгоняла их от себя, поскольку «все-таки он отец». Но когда отец «заскрежетал» во сне зубами, то «не смогла с собой совладать, я даже скрипа его боялась», побежала, схватила заряженное ранее ружье. Уточнила, что когда она заряжала за день до этого ружье, то думала, что им она будет защищаться и «до убийства не дойдет». Но даже когда она взяла ружье, то не смогла выстрелить. Положила его, легла снова в постель, при этом заметила, что «успела надеть зачем-то перчатки». Очень удивилась этому, потому что не помнила, как она их надевала. Поясняла, что дальнейшие события помнит отрывочно. Помнила, как отец снова «заскрежетал» зубами, ее это «панически взбесило» и она «потеряла контроль над собой». Опять взяла ружье, встала на кровать. Тут перед глазами у нее пробежала вся жизнь с отцом – как «картинки в кино». Звука выстрела не слышала, увидела красно-желтый свет и ощутила резкий запах. Не помнила, как очутилась в другом конце комнаты, услышала крик отца. Еще раз выстрелила, так как было чувство, что «надо просто стрелять, не важно куда». В тот момент ей показалось, что она «поседела от кончиков волос», испытала ужас, страх. Побежала по коридору. Утверждала, что бежала к отцу спиной, но все-таки видела, как он бежит за ней, качается, ударяется, видела, как он руками держит рану. Не помнила, как открывала входную дверь, где взяла ключи, но когда очутилась на лестничной клетке, то «вдруг увидела себя сверху, увидела себя и отца одновременно». А когда «вернулась в себя», то «стала какой-то спокойной, ни о чем не думала, страх перед отцом прошел, ощущала пустоту, не было никаких чувств». Не помнит, как закрыла дверь, пошла в комнату. Помнила, как стояла рядом с умирающим отцом и не боялась его. Потом пошла за ножом, но, поняв, что он ей не нужен, отнесла его обратно. Когда отец охнул два раза, она его ударила ружьем по голове, потому что «какая-то ярость вспыхнула». Стояла рядом с ним и не могла сдвинуться с места, а потом поняла, что слышит звонки в дверь, крикнула: «Иду», но дверь открыла позже, когда уже смогла сдвинуться с места.

Сотрудникам милиции односложно объясняла ситуацию, испытывала ощущение, что «это она сделала и в то же время, что она не могла этого сделать». Испугавшись, что отец может выжить, стала ходить по комнатам, повторяя: «Чтобы он не выжил». Утверждала, что вначале испытывала облегчение, спала в камере после задержания почти трое суток, вставая только на допросы, а потом появилась тревога, стала себя винить в убийстве отца. Говорила, что после пережитого не может смотреть на мужчин, так как «что-то да напомнит ей отца», сразу после содеянного у нее часто были навязчивые воспоминания о насилии, часто снился отец.

Думает сейчас о будущем, хочет сменить фамилию, продолжить учебу. За время пребывания в отделении П. была спокойна, приветлива, много читала, легко сходилась и ладила с соседями по палате, была активна, общительна. Суждения порой недостаточно зрелые. Эмоциональные реакции адекватны. Фон настроения ровный. Критическая оценка сложившейся судебно-следственной ситуации и собственного состояния не нарушена. При экспериментально-психологическом исследовании у нее выявились черты незрелости личности, в структуре которой склонность к вытеснению эмоциональных переживаний отрицательного характера (что обусловливает низкий уровень актуальной тревоги) сочетается с подчиняемостью, зависимостью, конформностью в поведении. Для испытуемой характерны способность к высокой активности, гибкость поведения, общительность, эмоциональная отзывчивость, синтонность, а также склонность к риску при тенденции прогнозировать возможные последствия своих поступков, высокая степень опосредования своих действий, умение понимать мотивы окружающих. Отмечаются эмоциональная устойчивость, достаточно высокий самоконтроль, хорошее усвоение морально-этических норм. Обнаруживаются сензитивность, высокая чувствительность к эмоциональным нюансам. В конфликтных, фрустрирующих условиях у нее проявляются пассивность, нерешительность, трудности самостоятельного конструктивного решения проблем, избегание агрессивных форм поведения, защитное стремление субъективно снижать значимость фрустрации. Состояние испытуемой характеризуется обеспокоенностью будущим, тревожным ожиданием, подсознательной фиксацией на психотравмирующей ситуации (связанной с инцестом), сопровождающейся комплексом эмоций, связанных со страхом, растерянностью, терпением и злостью. Выраженных расстройств памяти, мышления не обнаруживается. Отмечаются нерезко выраженные колебания внимания.

В заключении сексолога отмечены недифференцированность полоролевой идентичности, недостаточная эмоциональная и смысловая интериоризация женской половой роли при отрицательном эмоциональном восприятии образа мужчины.

Психологический анализ материалов уголовного дела и результатов клинико-сексолого-психологического обследования свидетельствует о том, что на протяжении 8 месяцев до совершения инкриминируемого ей деяния П. находилась в условиях психотравмирующей ситуации, связанной с насильственными инцестными отношениями со своим отцом, систематически подвергаясь сексуальному насилию, физическим побоям, психическому принуждению к сексуальным отношениям, гипертрофированному контролю личной жизни. Психотравмирующий характер ситуации предопределил возникновение и развитие у П. выраженной эмоциональной напряженности. Развитию эмоциональной напряженности, кроме ситуативных психотравмирующих факторов, способствовали и ее индивидуально-психологические особенности, в первую очередь личностная незрелость, подчиняемость, зависимость, конформность в поведении, сензитивность, высокая чувствительность к эмоциональным нюансам, недостаточное развитие полового самосознания, половозрастной идентичности, а также особенности ее реагирования на фрустрацию – пассивность, нерешительность, трудности самостоятельного конструктивного решения проблемных ситуаций. Кумуляция эмоциональной напряженности была обусловлена и механизмами психологической защиты, характерными для П., – вытеснением психотравмирующих переживаний; инкапсуляцией конфликтных, фрустрирующих воздействий («при изнасилованиях тело было как бы само по себе, а я – душа – в другом»), неосознаваемым снижением субъективной значимости психотравмирующей ситуации. Попытки П. найти выходы из ситуации, совладать с ней блокировались либо объективными обстоятельствами, либо субъективным представлением о невозможности их реализации (обратиться в милицию ей мешало представление о том, что «у отца хорошие отношения с отделением милиции, он мог откупиться, и даже – если его посадят, – когда он выйдет, для меня будет еще хуже»; побег к матери был субъективно неосуществим из-за угроз отца, что он их «везде найдет»; наиболее вероятный выход из сложившейся ситуации – уйти в общежитие – не осуществлялся по независящим от нее причинам). Вследствие этого блокированные варианты совладающего поведения сами приобретали характер фрустрации и тем самым приводили к дальнейшему усугублению состояния эмоциональной напряженности по механизму «порочного круга», способствуя формированию у П. восприятия ситуации как безвыходной. О глубине эмоциональной напряженности свидетельствуют снижение фона настроения, сужение круга интересов, постоянное чувство страха и тревожного ожидания, нарушения сна, доминирование в сознании выраженных эмоциональных переживаний, непосредственно связанных со сложившейся психотравмирующей ситуацией, а также диагностированная при экспериментально-психологическом исследовании фиксация на психотравмирующей ситуации (связанной с инцестными отношениями с отцом) с комплексом эмоций страха, растерянности, терпения и злости, негативное эмоциональное восприятие мужской половой роли. Примерно за две недели до совершения правонарушения у П. на фоне выраженной эмоциональной напряженности возникли мысли о возможности убийства отца как варианте выхода из субъективно непереносимой ситуации, которые, однако, еще отвергались сознанием как недопустимые и маловероятные. Но очередное насильственное принуждение ее отцом к совершению орального полового акта (на фоне особого психофизиологического состояния в менструальный период) за день до совершения инкриминируемого ей деяния привело к разрушению, срыву психологических защитных механизмов, «осознанию со всей очевидностью ужаса положения», к полному доминированию в сознании эмоциональных переживаний, связанных с инцестными отношениями, к функциональным нарушениям интеллектуальной деятельности с навязчивым характером мыслей о сложившейся ситуации, о возможном насилии отца в будущем, к присоединению идей о желании отца «избавиться от нее, довести до сумасшествия или самоубийства», к страху за свою судьбу и жизнь. Мысли о возможном убийстве отца в этот период приобретают уже характер борьбы мотивов, но без принятия решения, без целеполагания. В день правонарушения очередная попытка отца изнасиловать ее с применением ножа («я думала, меня всю изрежет») на фоне выраженной эмоциональной напряженности с ощущением субъективной безвыходности и непереносимости психотравмирующих воздействий привела к формированию сверхценной аффектогенной мотивации с принятием решения ликвидировать сложившуюся ситуацию, без достаточного прогноза возможных последствий («была мысль: хоть на 10–20 лет посадят меня – и то лучше, чем с ним рядом жить, только одна мысль была – лишь бы его не было со мной рядом»). В то же время она не могла решиться на убийство, пыталась контролировать себя, у нее происходила борьба мотивов. Но после того как потерпевший «повернулся и заскрипел зубами» («условный» психотравмирующий раздражитель, ассоциативно связанный с эмоциональным комплексом ее переживаний), у нее субъективно внезапно и импульсивно произошла разрядка накопленной эмоциональной напряженности в виде аффективного взрыва по типу «последней капли» с потерей самоконтроля, частичным сужением сознания с фрагментарностью восприятия (зрительного, слухового, интрацептивного), с элементами иллюзорного восприятия и деперсонализации. Постаффективное состояние характеризовалось психической астенией, ощущением «пустоты», «отсутствия мыслей», чувством облегчения и освобождения от страха, неполным осознанием случившегося, дезорганизацией психической деятельности.

На основании изложенного комиссия пришла к заключению, что П. каким-либо хроническим психическим расстройством не страдала и не страдает в настоящее время. В период инкриминируемого ей деяния у нее не обнаруживалось также какого-либо временного психического расстройства, она могла осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий и руководить ими. Как следует из психологического анализа материалов уголовного дела и результатов настоящего клинико-сексолого-психологического обследования, П. в момент совершения инкриминируемого ей деяния находилась в состоянии аффекта, протекавшего в виде кумулятивного аффекта с разрядкой по типу «последней капли» накопленного эмоционального напряжения, возникновение и развитие которого было обусловлено длительной психотравмирующей ситуацией, связанной с насильственными инцестными отношениями с потерпевшим. Об этом свидетельствуют интенсивность накопленного эмоционального напряжения со снижением фона настроения, доминированием чувства страха, тревоги, с сосредоточением переживаний на ожидании угрозы дальнейшего сексуального насилия, с ощущением субъективной безвыходности сложившейся ситуации; субъективная внезапность возникновения аффективного взрыва с разрядкой эмоционального напряжения по механизму «последней капли», сопровождавшегося частичным сужением сознания с фрагментарностью восприятия, резким нарушением процесса целеполагания, расстройствами прогностических функций, появлением несвойственных личности П. агрессивных форм реагирования, снижением критичности и контроля своих действий; психической астенией и дезорганизацией поведения в период после содеянного. Такие индивидуально-психологические особенности П., как личностная незрелость, подчиняемость, зависимость, конформность в поведении, сензитивность, высокая чувствительность к эмоциональным нюансам, особенности ее реагирования на фрустрацию (пассивность, нерешительность, трудности самостоятельного конструктивного решения проблемных ситуаций), характерные для нее механизмы психологической защиты (вытеснение психотравмирующих переживаний, инкапсуляция конфликтных, фрустрирующих воздействий, неосознаваемое снижение субъективной значимости психотравмирующей ситуации), явились одним из основных факторов кумуляции состояния эмоционального напряжения и тем самым оказали существенное влияние на ее поведение во время совершения инкриминируемых ей деяний. Суд переквалифицировал деяние П. со ст. 105 УК РФ на ст. 107 УК РФ («Убийство, совершенное в состоянии аффекта») и назначил наказание сроком 3 года лишения свободы. Однако П., как подпавшая под действие ранее объявленной амнистии, от отбывания наказания была освобождена.