Читать «Прорыв начать на рассвете» онлайн - страница 160

– Чем же?

– А тем, что уж больно смирный и покладистый.

– Так ведь и ты такой же.

– Меня Григорием зовут. – И часовой, шевельнув бронзовыми усами, протянул ему широкую ладонь. – А Горелого ты всё же остерегайся… За ним уже числится. В спину стрелял. Но не доказали. С него как с гуся вода.

Перед тем как ехать на станцию, Лида завернула коня к своему дому.

Три рябины стерегли этот ещё свежий пятистенок, с северо-востока обнесенный светлой верандой с мелкими, замысловатыми шипками широких рам. Рябиновые грозди уже отяжелели, начали буреть, свешиваясь к самому штакетнику. Прошли через прохладные тёмные сенцы. Перед тем как отворить дверь в дом, Лида оглянулась на Воронцова, задержала шаг и улыбнулась в темноте.

В доме было прохладно, как во всех деревенских домах в середине лета, когда долго не топят печей и воздух немного влажнеет и становится бархатистее и глубже. Недавно побелённая печь с разноцветным петухом на просторном боку. Деревянная лестница о четырёх ступенях на лежанку. Стол в углу. Над столом за тюлевой занавеской рядок небольших икон и погасшая лампадка. Из другой половины снопами тугого солнечного света лучились чисто вымытые окна, виднелся край городского кожаного дивана, комод, сверху убранный белоснежной вязаной накидкой. На комоде зеркало, какие в деревнях тоже были редкостью.

На вешалке слева от двери Воронцов увидел свою шинель. Внизу, на лавке, чёрную милицейскую форму. Яловые сапоги. Кепи с длинным козырьком и пуговицами вместо кокарды.

– Вот тут и бельё, и всякое такое… Видишь, сколько добра тебе дядя Захар велел выдать. Снимай свою ветошь.

То, что форма оказалась в доме Лиды, понять было нетрудно: сходила к Захару Северьянычу и, пользуясь правом племянницы, забрала всё, положенное ему, милиционеру самообороны. Но как здесь очутилась шинель? Он оставил её на мельнице, на топчане, на соломе. И там, в головах, под подушкой…

– Не бойся, я всё принесла, – сказала она, по-хозяйски сев напротив на высокой табуретке и гладя на него улыбающимися глазами. – Всё твоё добро там, в кармане. Всё цело. И нож, и иконка. На мельницу больше ходить тебе незачем. Сеть проверять будешь ходить отсюда. Что, не нравится? Разве у меня плохо? Или я грязнуля? На ночь постелю тебе на диване. Вот, посмотри, везде чисто, прибрано. Ну, скажи, разве тебе у меня не нравится?

Воронцов посмотрел на хозяйку. Та, склонив голову к плечу, смотрела куда-то в угол.

– Не захочешь у меня жить, дело твоё. В казарму поедешь, в соседнее село. Только знай, что сюда охотников было много. И что в другой раз не позову. Тебе обо мне уже рассказали. Но вряд ли кто сказал плохое. Я не какая-нибудь… Ничьей подстилкой не была и не буду… Ладно, переодевайся. Вот твои документы. – И она вытащила из-под дощечки на столе вчетверо сложенный лист. – Осталось только зарегистрироваться в управе и печать поставить.

Вот этого Воронцов не ожидал. Зарегистрироваться… Значит, его внесут в списки людей, добровольно пошедших на службу к немцам. Придётся подписывать какие-нибудь бумаги. А как же ты думал, чуть только коготок увяз…