Читать «Пушкин – Тайная любовь» онлайн - страница 23

Как вам, между прочим, – пушкинский «камешек в огород» присутствовавшей на оленинском празднестве с царскосельских лет неблагосклонной к поэту матери-Бакуниной? А также, конечно, и ее до сих пор в ущерб себе послушной дочери – самой Екатерины?

Стоит также иметь в виду, что праздник в Приютине проходит в памятный Пушкину еще по лицейским временам табельный день, когда занятия в классах официально отменялись в честь именин императрицы Елизаветы Алексеевны. Кстати, наверное, будет вспомнить биографический эпизод 1814 года, когда 15-летний Пушкин со своими друзьями Пущиным и Малиновским отмечали это царицыно 5 сентября собственноручно изготовленным «гогелем-могелем» с ромом. За что вместе с их «пособником» дядькой Фомой по-серьезному попали «под раздачу». Дядьку, понятно, с должности при детях уволили, а фамилии провинившихся лицеистов вместе со строгим порицанием в их адрес записали в призванный оказывать влияние на их дальнейшую судьбу «кондуит». В придачу к этому наша веселая троица еще и две недели во время вечерней молитвы в назидание остальным простаивала на коленях…

Но только ли этими собственными отроческими проказами мило Пушкину «царственное» имя «Елизавета»? Символом императрицы Елизаветы, как отмечает Леонид Матвеевич Аринштейн, считалась роза. Ассоциируя императрицу с этим «царственным цветком», свиту ее фрейлин, стало быть, следует ассоциировать с букетом из более мелких роз. В своем «деревенском» рисунке ПД 841, л. 81 об. Пушкин не случайно ведь изображает розу стелющейся стеблем по затылку Екатерины Бакуниной – девушки из свиты царицы.

И если в своих адресованных фрейлине Н.Я. Плюсковой стихах 1818 года он «Елисавету втайне пел», то в придачу к политическим смыслам, которые видит здесь Нина Забабурова, явно имел и намерение личного порядка, обращенное вовсе не к императрице:

На лире скромной, благороднойЗемных богов я не хвалилИ силе в гордости свободнойКадилом лести не кадил.Свободу лишь учася славить,Стихами жертвуя лишь ей,Я не рожден царей забавитьСтыдливой Музою моей.Но, признаюсь, под Геликоном,Где Касталийский ток шумел,Я, вдохновенный Аполлоном,Елисавету втайне пел.Небесного земной свидетель,Воспламененною душойЯ пел на троне добродетельС ее приветною красой.Любовь и тайная СвободаВнушали сердцу гимн простой,И неподкупный голос мойБыл эхо русского народа. (II, 65)

Если без предубеждения вдуматься в текст этого стихотворения, становится понятно, что автор его стремился выразить прежде всего неизменность, непреходящесть своего чувства к собственной девушке – обожающей свою царственную работодательницу ее фрейлине и фаворитке Екатерине Бакуниной, с которой его связывает свободная любовь (по крайней мере, с его стороны). В этом и состоит вся его «тайна», ибо воспевание поэтами царственных особ в те времена не только разрешалось, но и всячески приветствовалось. «Неподкупный голос» Пушкина в хоре воспевателей, как сам он подчеркивает в стихотворении, – лишь «эхо русского народа», которое, как известно, не способно отразить звук в его первозданной точности.