Читать «Суббота навсегда» онлайн - страница 88
Леонид Моисеевич Гиршович
— Вы советуете мне, матушка, покончить с «идиотизмом сельской жизни» — как изволите вы выражаться — и последовать примеру многих достойных юношей, отправившихся к берегам Тормеса. Но во многом знании много печали — говорит царь Соломон. Также не вижу я причины подражать тем, кто своим славным именем готов по необходимости приторговывать и с этой целью отправился в Толедо или Вальядолид. Уж там их ждут. Эти новые христиане спят и видят, как бы посватать за нас своих мордастых дочек. Пожалуй, при этом можно получить в приданое еще те самые дублоны, которыми мы расплачивались когда-то, вызволяя из рабства наших братьев по вере. О матушка, зачем же обрекать себя на муки ради мук, быть может, еще бо́льших, ибо, по правде сказать, не знаю, что хуже — обладание постылой женой или мешком Иудиных сребреников. Если же вы хотите знать, в чем мое счастье, о котором вы, по вашим словам, так печетесь, то возьмите зеркало, откиньте с лица вуалетку… или даже нет, не откидывайте! Такая вы мне еще дороже… и увидите, в чем мое счастье.
— Un petit Œdipe, — вздыхала сеньора Лостадос.
Однажды после прогулки они сели за карты. Был пятый час пополудни. Февральское солнце в продолжение недолгого их моциона оставалось за тучами.
— Сегодня солнышко, как вы, матушка, — сказал Алонсо доне Марии Антонии.
Они шли бережком бурного ручья, который через три-четыре месяца высохнет или будет жалобно слезиться.
— А вот здесь росла смоковница, в ее тени ребенком любил я слушать рассказы хромого Маврицио. Давно ли это было… — и он вздохнул. — А там удивил я дона Хосе тем, что с первого раза усвоил прием дегаже… Где ты сейчас, старый друг? — И они вздохнули оба, мать и сын.
Она сказала ему:
— Смеркается, не пора ли вернуться? Сыграем в карты.
На сей раз в карты сеньоре Лостадос везло. Правда, Алонсо подозревал, что она немного мухлевала.
— Я подозреваю вас, матушка… вот, вини…
— Крести… в чем, дитя мое?
— В том, что вы ведете нечестную игру.
— Я?.. Семерочка… не пойман — не вор, мой сын, как любила говорить одна старушка.
— Ваша дуэнья, а? Девяточка…
В ответ дона Мария Антония громко чихнула.
— «Слово мое зачихнул Телемах; я теперь несомненно знаю, что злые мои женихи неизбежно погибнут», — продекламировал Алонсо. — Будьте здоровы, матушка.
Но вышло все наоборот. Дона Мария Антония расчихалась.
— Что это вы, матушка. Не простыли б.
Она не могла слова произнести, все чихала.
— Говорится: будьте здоровы и не кашляйте. А мы теперь с вашей легкой руки поменяем слово: будьте здоровы и не чихайте.
Только шуточки пришлось вскоре отставить. После часовой канонады матери уже было не до шуток. Каждое «апчхи!» раздирало ей зев когтями. В брызгах слюны, кабы на солнышке, то непременно стояла б радуга, а так из всего спектра замелькало лишь красное. Алонсо увлек мать в часовню. Под гулкими сводами там не смолкала слава Гвадалахары…
Сутки творил Алонсо молитвы, и все это время распростертую ниц дону Марию Антонию подбрасывало на ухабах собственного чихания, как если б это была дорога из Сьетамо в Барбастро. Но даже стон она не могла издать, даже вслух пожелать для себя смерти, только б закончилась эта ужасная пытка… Священник, за которым было послано, попытался ее причастить, но сеньора Лостадос, в точности как Аргуэльо в предыдущей главе, чихнула его преподобию прямо в лицо священными крошками. После этого несчастной была дана глухая исповедь и святой отец немедля приступил к extrema unctio.