Читать «Суббота навсегда» онлайн - страница 169

Читатель ждет уж слова «а я подожду» — он его не дождется.

Лишь с первой утренней звездой я покинул замок Ла Гранха, чтоб никогда больше в него не возвращаться, ибо никакое повторение пережитого было невозможно. По меньшей мере, глупо портить воспоминание, благодаря которому ты уже в любой момент мог бы себе сказать: «Нет, дон Хуан, ты свою жизнь не проквакал».

Воцарилось молчание. Первым нарушил его хустисия.

— А что же дона Анна?

— Мне передавали, что она через два года умерла. Однажды в минуту откровенности я рассказал об этом дону Эдмондо, да видно не в коня корм.

— Так вот кем была сеньора богомолка, — вполголоса проговорил дон Педро.

— О чем вы, дон Педро? Я не понимаю.

Вместо ответа альгуасил да Сильва, встав, троекратным ударом хустисии как бы возвестил не то поднятие занавеса, не то появление президента кортесов, не то — самого короля-католика. Толедан тоже непроизвольно приподнялся.

— Ваша светлость, благоволите же соединить между собой эти обрывки пергамента и прочесть то, что там написано, — альгуасил вытряхнул содержимое сафьянового портфеля на обширную поверхность стола, над которою могло бы склониться не менее дюжины генералов, следя за указкой главнокомандующего.

Коррехидор удивился, но все же сложил этот puzzle.

— «Сладчайшая Мария Гвадалупская… припадаю к стопам твоим…»

Дальше он читал, беззвучно шевеля губами. Прочитав, потыкал взглядом перед собою: туда, сюда, как слепой — поражая палкой пустоту. И лишь потом снова поднял глаза, уже другие, обитаемые отныне.

— Господь посылает мне взамен сына дочь, дон Педро, — сказал он тихо, изумленный этой панорамой Божьего замысла о себе. — Примем же сей дар небес с благоговением в сердце и с молитвой на устах.

Какое-то время над ними парил тихий ангел.

— А теперь скорей к сеньоре супруге, и, если она спит, прогоним ее сон — возможно, навсегда. Ха-ха-ха, милый дон Педро, ха-ха-ха, говорю я вам. Где моя борода, то есть где мой парик? Опять хотели его утащить, шалун… — коррехидор погрозил пальцем. — О моя милая хустисия, как я счастлив, как я счастлив, я не могу вам передать… Я готов кружиться с вами в вальсе по камере, и готов валять дурака, и петь… Волшебник, как вам это удалось? Ля-ля-ля…

Альгуасил чувствовал себя польщенным. Отчасти заслуженно, отчасти… ах, похвала кладет конец всякому сомнению. Ему предстояло ответить на вопрос, в котором он титуловался «волшебником». Положение обязывает. Отчего и был он в своем рассказе — вполне в духе времени — не в меру хвастлив и умеренно точен. Послушать его, так пирожковую «Гандуль» было трудней «расфасонить», чем взять десяток Мониподьо. Зато о мертвой хуанитке вообще не вспомнил (не говоря о том, что́ обнаружил у ней под ногтями).

Толедана и правда занимало другое.

— А что, она действительно так прекрасна, как об этом говорят?

— Ваша светлость, эта юная особа столь же прекрасна, сколь и скромна.

— И по-прежнему ни о чем не подозревает?

— Я строжайше наказал трактирщику держать язык за зубами.

— Вы очень правильно поступили, дон Педро. Вы говорите, она и наш сеньор северянин не сводят друг с друга влюбленных глаз? Но на что же может рассчитывать бедная служанка, скажите на милость? Что в один прекрасный день к дверям венты подкатит карета и из нее выйдет… Хустисия, миленький, мне не терпится, чтоб это уже случилось. Нет, я не откроюсь ей сразу. Прежде вдосталь нагляжусь на нее в обличье бедной служанки. Я могу проведать раненого. В его ранении повинен и я, он выполнял мой приказ. К тому же клинок, едва не пронзивший ему сердце, был из дома Кеведо. Домогаться собственной сестры… Пречистая Дева не допустила такого нечестия. Ах, знали б вы, какую с Эдмондо шутку сыграла Матерь Божия, ха-ха-ха!