Читать «Суббота навсегда» онлайн - страница 165

Альгуасил не поверил своим ушам.

— Мой друг, — продолжал коррехидор, — пусть меня называют дурным отцом, но причины рождают следствия. Это благо — имея такого сына, относиться к нему, как он того заслуживает, о дурном думать дурно и злому желать зла. Иначе позор сыновнего нечестия ляжет и на отца, излившего свою любовь на недостойного.

— Но, насколько я понимаю, располагай дон Эдмондо верным alibi, он был бы вправе считаться примерным кабальеро и добродетельным сыном.

— Очень ошибаетесь, это ничего не меняет.

Выдержав паузу — в тщетном ожидании услышать, почему, собственно, это ничего не меняет — альгуасил произнес:

— И вашу светлость не интересует, какой смысл было убивать Видриеру?

— Вы хотите сказать, что у Эдмондо был мотив? — с живостью воскликнул великий толедан.

— Как и у любого другого. Удавленник имел при себе тридцать тысяч эскудо золотом.

— Великий Боже! Это целое… и где они теперь? У моего сына?

— Я еще не имел случая побеседовать с доном Эдмондо. Этот случай — я разумею убийство Видриеры — как каравелла, приплывшая только что из Новой Испании с товарами: глаза разбегаются, не знаешь, за что хвататься.

— Ну так хватайте эту самую каравеллу за… — в возбуждении дон Хуан заходил взад-вперед, напевая «Получишь смертельный удар ты от третьего…».

— Протеже вашей светлости Видриера…

— Он больше не мой протеже.

— Понимаю и разделяю. Протежировать мертвецам — пустое дело. Видриера, который имел при жизни счастье пользоваться некоторой благосклонностью вашей светлости, не единственная жертва этих молодчиков…

— Молодчиков?

— Орудовала шайка, и это запутывает дело. Единственная свидетельница, которая могла показать, что дон Эдмондо побывал у «Севильянца», была сегодня задушена, в точности как Видриера.

— Ну, это не беда. Есть и другие свидетели.

— Позволительно ли будет полюбопытствовать у вашей светлости, кто именно?

— Вообще-то я не выдаю своих шпионов, как, впрочем, и вы своих, хустисия. Но здесь другое дело. Сеньор Лостадос сопровождал своего друга, когда тот вдруг уподобился неверным собакам, что покушаются на наши твердыни. Но, — усмехнулся коррехидор (не без самодовольства, очевидно, что-то вспомнив), — твердыня не пала.

Хустисия тоже усмехнулся. Иначе. Ему вспомнилась сладкая парочка в отеле Севильянца.

— И это стало известно от дона Алонсо?

(А вот что вспомнилось коррехидору?..)

— По-вашему, это может быть неправдой?

— Напротив, ваша светлость. Это лишний раз доказывает, что у дона Эдмондо были причины убить на поединке друга.

— Алонсо убит? Но он же с севера, настоящий идальго. Эдмондо же и рапиру толком держать не умеет.

— Силы были равны, ваша светлость. Но фортуна повернулась к дону Алонсо спиной, — вопрос, почему она повела себя столь неучтиво, альгуасил обошел стороной. — Если бы не образок с изображением святого Ипполита, шпага дона Эдмондо меткостью могла бы поспорить со стрелой Эрота, за которой все же было последнее слово.

— Черт возьми, так он не умер?

— Он умирает. Но только от любви. За ним ходит самая красивая судомойка в Толедо, вскружившая не один десяток голов.