Читать «Суббота навсегда» онлайн - страница 163

В довершение остается только описать (но боюсь, это мне не по силам) добродетели и достоинства нашей Констанции. Прежде всего — как хустисия, вероятно, сам уже заметил и оценил — она великая почитательница Богоматери. Каждый месяц она причащается и бывает на исповеди. Она умеет писать и считать. Во всем Толедо с ней не сравняется самая искусная кружевница. Поет она за шитьем словно ангел. По части скромности за ней не угнаться никому, а что до красоты, то тут я умолкаю — многие знатные сеньоры останавливаются в моем доме исключительно для того, чтобы вдоволь полюбоваться на Констанцию, задерживаясь иногда в пути на несколько дней. А между тем я отлично знаю: ни один из них не мог бы похвастаться, что она позволила ему при свидетелях или наедине сказать ей хотя бы единое слово. Сеньор хустисия! Вот вам истинная история Высокородной Судомойки, история, в которой я не погрешил против правды ни на йоту.

Севильянец закончил свой удивительный рассказ, в котором, несмотря на великое множество чудесного, чуда как такового нет. Ведь оно, чудо, хоть и похваляется: я таинственно, я загадочно, в действительности же несет в себе разгадку, будучи по сути своей целостно, чтоб не сказать симметрично. Иными словами, глаз вмещает его целиком, вместе с декоративным перечнем вопросов. Когда же не вмещает, то впору спросить (корабельщиков): что тут дивного? Недаром альгуасил сказал с напускным унынием Хаиме — на сей раз под руку подвернулся Легкокрылый:

— Дело ясное, что дело темное. Раскручивать такие дела не пожелаю никому, благодарности не дождешься. Но любовь к Господу, преданность королю и собственная пытливость все же заставят тебя, альгуасил да Сильва, познать горечь победы, — после таких слов обыкновенно снизу, из оркестровой ямы, несется героический марш.

Между тем иные мелодии звучали наверху, где альгуасилу предстояло вручить влюбленным — не будем бояться этого слова — памятные медали в виде лакомых треугольничков. «Под музыку Вивальди, Вивальди, Вивальди, под музыку Вивальди, под старый клавесин, под скрипок переливы, под завыванье вьюги условимся друг друга любить что было сил…» Брр! Этому вторило «Господи, помилуй» из комнатушки по соседству. Господь благ и смилуется над несчастной Аргуэльо, но вот всех этих песняров, всю эту лирическую шваль, всех этих придурочных бардов и прочую мерзость ждет… помечтаем, какая казнь им уготована.

— Спасибо, — проговорил Алонсо, даря хустисию нежным взором, который без промедлений снова обратил на свою прелестную сиделку. Ее личико зарделось царапинами и румянцем, и если о первых трудно сказать, что они ее красили, то последний шел ей как нельзя лучше, да еще в сочетании с ресницами — такой длины, что касались горячих ланит, когда стыдливость понуждала Констансику потупиться. Как, например, под пристальным взглядом альгуасила.