Читать «Суббота навсегда» онлайн - страница 145

Леонид Моисеевич Гиршович

— Ваша хустисия, ваша хустисия, вижу… ну, в окне, то есть… человек какой-то, со шпагой… прыг!.. а шпага — крэг!.. на две половинки, и отскочили вот, — наклоняет лысую голову ссадиной вперед. — Еще слава Марии Лиственной, что не как Фраскитку… этим самым, тоже из окна — ножном. Полханеги Мальвинского везла Фраскитка… ну, да… Лигу, говорит, топала. Теперь дребезгов одних и осталось. А ведь на двенадцать муравьеди купила…

В подтверждение этого Стоик продемонстрировал обломки шпаги и ножны.

— От разных мам… — пробормотал дон Педро, но заинтересовался эфесом. — Солнышко!.. — он закрыл лицо ладонями, — солнышко, солнышко, солнышко… Есть!

Он все вспомнил. Ну, как ее? Красотка заперлась, а другая — которой нечего было запирать… Косая… Вот, оказывается, какого солнышка она боялась.

— Ну, что еще?

Ни минуты покоя он не имел. Ход его рассуждений постоянно кто-то перебивал, а это — как слушать музыку в шуме. Ну, кому там еще есть дело до альгуасила? Дрянь все же этот поэтишко, которого на цепь посадили — сам он собака. Быть альгуасилом в Толедо, это такую хустисию надо иметь… Грызи, грызи свой обруч в Сан-Маркосе.

И действительно, к альгуасилу рвался все это время один, по виду работяга, но из тех простых людей, простых работников, которые выпавшую на их долю честь — лично обо всем доложить альгуасилу — не уступят никому и ни за что. Дон Педро это сразу понял и только махнул рукой.

— Пропустите, он же боится расплескать… Ба, знакомые все лица! Как это я тебя сразу не признал — привет, Сеговия!

Лопе из Сеговии, зардевшись, коротко глянул на приставов: мол, убедились?

— Что скажешь, гитарист? Как там моя землячка, все боится золотых стрел?

— Хустисия! — Лопе тщетно попытался придать своему лицу горестное выражение — торжественность момента доминировала. — Аргуэльо задушили, вот только что.

— Кабальеро, без шпаги, недостает трех передних зубов, большущие губы?

— Нет, Справедливость, это сделал мальчик.

— Мальчик?!

— Да, Справедливость, совсем еще мальчишка. Мне досюда. Мы его схватили…

— …

— …но он вырвался и убежал.

* * *

По виду это был почти что свадебный поезд — такая толпа на сей раз сопровождала карету с золотой хустисией на дверце, знаком королевского сыска. Уже все знали, что у Севильянца случилось второе убийство за последние сутки, что сын коррехидора объявлен в розыск, что бесследно пропало тело задушенного Видриеры, что виновником второго убийства был ребенок, которого «практически схватили, и нате — улизнул».

Карете предшествовала, наверное, не одна сотня человек, и столько же двигалось позади. Будь это ночью, огней горело бы как в праздник Тела Христова. Отец по-прежнему стоял на подножке, звуки, лившиеся из его сакабучи, скорее подчеркивали праздничный характер процессии, чем гнали с дороги куриные ноги — своим резким и стремительным «тю-тюууу!». Родриго, любитель быстрой и рискованной езды, тосковал, презрительно взирая с высоты на булыжник голов. Корчете, взявшись за руки, как друзья, образовали живую цепь по обе стороны кареты. И Лопе, Лопе из Сеговии, обычно скребущий бока лошадям и кастрюлям, таскающий воду постояльцам и уголь на кухню (не перепутать бы), Лопе сидел в карете подле альгуасила! Он чувствовал себя по меньшей мере дофином, в сопровождении грандов первого класса направляющимся в церковь Св. Себастьяна, где его ожидала будущая принцесса Тобосская. Ее подвенечное платье все еще достигает основания паперти, хотя сама она уже на седьмом небе от счастья — что в земном счислении равнялось тридцати восьми ступеням. А то он воображал себя и вовсе Сидом, на дворе — 4 февраля 1085 года. При этом и говорил, и говорил… Как продавец шкатулки с секретом, которому нельзя ничего забыть и ничего нельзя упустить в своих объяснениях, иначе ларчик просто не откроется, Лопе демонстрировал такую степень занудства, коей отмечена бывает только экранизация чеховского рассказа.