Читать «Хикикомори» онлайн - страница 9

– Ну тогда ладно, я приду сам, – произносит парень и вешает трубку.

Я возвращаю сестре смартфон; та хихикает.

– В чем дело? – спрашиваю я, заметив, что она не намерена убираться из моей комнаты, а вместо этого продолжает смотреть на меня сверху вниз.

– Ни в чем, – отвечает она.

Я встаю, чтобы не производить впечатление в растерянности сидящего на кровати придурка, подхожу к столу, открываю ящик:

– Хочешь покурить?

– Ты совсем не собираешься отсюда выходить? – она смеряет меня взглядом. На мне широкие семейные трусы и какая-то первая попавшаяся под руку футболка. Снятые носки валяются где-то под письменным столом. Так же, как она раньше, я демонстративно переминаюсь с пятки на носок.

– Я бегаю по кругу, чтобы кожа на ногах ороговела, – сообщаю я, заговорщически подмигиваю и достаю из пачки сигарету. Она наверняка понимает, о чем я. Помнит, как в детстве мы верили, будто можно преодолеть любые препятствия, взобраться на любую отвесную скалу, за которой откроется вид на сказочную долину, поросшую деревьями, напоминающими гигантскую капусту брокколи, если только нарастить себе толстый слой ороговевшей кожи на ступнях. Но она лишь закатывает глаза, со словами «Дай сюда!» вырывает у меня из пальцев сигарету, поворачивается на каблуках и исчезает в своей комнате. Я следую за ней до порога, прижимаюсь ухом к своей – к нашей общей двери. Слышу, как она открывает форточку, как затем раздаются ритмичные щелчки компьютерной мышью.

Когда-то давным-давно дверь между нашими спальнями могла не закрываться неделями. Доходило до того, что отцу приходилось снимать ее с петель, а мы переставляли кровати так, чтобы перед сном иметь возможность еще раз помахать друг дружке. Как правило, я был очень болен. Или смертельно ранен. Я был сбитым ежиком или замерзающей дворнягой, у которой лапы пошли волдырями от холода. За стенами наших комнат начиналась непроходимая чаща. Я был несчастней всех на свете и от холода, голода и боли уползал в выстланный шкурами угол. Анна-Мари должна была выследить меня и выходить. Она звала себя милосердной сестричкой, пришедшей издалека, из-за гор, оттуда, где все якобы можно было превратить в то, что захочешь, стоит только пожелать, где люди не знали ни голода, ни болезни, ни одиночества, ни грусти. Путь в эту страну был выстлан камнями, и, чтобы добраться туда, кожа на моих ногах должна была ороговеть. Именно оттуда, как она утверждала, у нее и был ее врачебный чемоданчик, все необходимое для проведения операций и маленький портативный радиопередатчик.

Во всем подражая отцу, она проводила на мне первые небольшие операции. Я должен был лежать на пушистом коврике в гостиной, покуда она со всей осторожностью раскладывала свои инструменты на кухонном полотенце, поправляла болтавшийся на шее стетоскоп, сооруженный из изогнутой вешалки, включала настольную лампу, при помощи которой проводила обследования. Помимо обычной оснастки, состоявшей из гибких трубочек, пластырей и ваты, в ее чемоданчике был еще и деревянный скальпель, который она сама выстругала на уроке труда, и вилка с закругленными зубцами, которой она щекотала мне кожу, пока я только мог терпеть. Большая часть ее операций приходилась на лоб, глаза, нос, рот, подбородок и щеки. «Человек чувствует себя согласно тому, как он выглядит», – еще тогда неустанно повторял отец. Она накрывала мое лицо дырявым платком и сквозь отверстия ставила фломастером точечки, затем сдергивала его и принималась изучать результат. Кожу покалывало и потягивало. Затем сестра брала скальпель и по точкам тянула линию по моему лицу. Мне было трудно дышать. Она говорила не шевелиться, выуживала из чемоданчика зубную пасту и неравномерно размазывала ее мне по лицу. Но это было еще не все, сообщала она, раны должны были по-настоящему затянуться. Анна-Мари подтаскивала лампу поближе и принималась облучать мне то одну сторону лица, то другую, воздвигала у меня прямо рядом с ухом радиоприемник – чтобы шли волны рентгеновского излучения – и уходила, оставляя меня ждать исцеления.