Читать «Девичье поле» онлайн - страница 70

Алексей Алексеевич Тихонов

Наташа — умственная сила, с которой приятно померяться. Её мировоззрение ему близко, жизнь с ней могла быть приятна. И ещё: она талант, она на своих ногах, она личность, и иметь её женой, любить её — это отчасти льстило его самолюбию. Ведь он сам-то прежде всего стремился быть личностью, а до сих пор не видел случая ярко проявить себя. Овладевая в роли мужа-мужчины любовью Наташи, он как бы перерастал в своих собственных глазах её личность, и в этом было удовлетворение самолюбия. Как часть своего собственного бытия, он берег бы её, свою жену, как самого себя, берег бы потом мать своих детей и, все более и более свыкаясь с этим положением, уже считал бы себя неотделимым от своей семьи. Все это от начала до конца называлось бы любовью.

Но велик ли удельный вес этой любви? Золото ли она, если было достаточно простого несогласия на брак со стороны Наташи, чтобы он в два-три дня мог примириться с этой потерей? Он уже способен подвергать недавно лелеянное чувство холодному анализу, и все тепло души направить в другую сторону.

Он не может сказать себе, что то, что он теперь испытывает — любовь; но это какое-то и приятное влечение, и тревожное, мучительное. Он не обманывает себя: в этом чувстве есть многое, что совершенно не зависит от самой Лины, от её личных качеств, а только от его субъективных переживаний. Отказ Наташи раскрыл перед ним такие стороны его собственной душевной жизни, которых он раньше не замечал скорее всего по невниманию к себе. И вот теперь ему вдруг до очевидности ясно, что он проиграл свою игру с Наташей по самоуверенности, по неясности самого себя для самого себя.

Почему он воображал себя неотразимым? Молод, здоров, силён, красив; достаточно богат, чтоб считать навсегда обеспеченной свою материальную независимость; достаточно умён и образован, чтоб в присутствии кого бы то ни было чувствовать себя также независимым и духовно, — разве он не был всегда самодоволен до степени полного счастья! И разве ему когда-нибудь приходила в голову мысль, что девушка, которой он предложит разделить с ним эту полноту его счастья, может не понять, как это хорошо стать подругой такого счастливого в своём самодовольстве человека!

И вдруг — Наташа нашла кого-то ещё более счастливого, чем он!.. Ведь не искусство же в самом деле, не живопись её встала стеной между ними в решительную минуту? Он всегда смотрел немного цинично на занятие «искусствами», как на средство нахождения себе мужа или жены. То же значение придавал он и художественной карьере Наташи. И наконец замужество с ним разве мешало ей отдавать весь свой досуг любимому искусству?

«В том-то и дело, что разъединило нас не искусство, — говорил теперь сам себе Соковнин, — разделил нас тот неведомый он, который пошёл, быть может, именно на приманку этого самого искусства».

Как это было с ним раньше, так и теперь Соковнин все ещё не отрешался от предвзятой мысли, что в конце концов все в жизни сводится к этому: она и он, а все остальное играет служебную роль.