Читать «Девичье поле» онлайн - страница 59

Алексей Алексеевич Тихонов

Наташа ещё не знала, как объяснить матери свои отношения к Анри, и она только сказала:

— В сущности, он не профессор, но, если захочет, может быть им. А для меня он профессор и сейчас. Мне так близок метод его работы, и я от него учусь не только как писать, но и что писать, и как видеть природу. Да я тебе писала, кажется, о нем. Конечно писала, когда только что с ним познакомилась в St.-Màlo. Помнишь?

— Помню, да, — ответила Александра Петровна.

Потом, отвечая на вопрос за вопросом, Наташа рассказывала матери о своём житьё в Париже, о своих художественных планах, о тех этюдах, которые она сделала теперь здесь и которые должны превратиться в картины для выставки весной в одном из выставочных салонов Парижа.

— А теперь, мама… я должна сделать тебе важное сообщение.

Александра Петровна посмотрела на дочь серьёзным, дружеским взглядом ожидания.

— Мама, сегодня Соковнин сделал мне предложение, — сказала спокойным, бесстрастным голосом Наташа.

На лице Александры Петровны выразилось напряжённое внимание: не радость, не беспокойство, не любопытство — внимание. Она спросила, как давеча Лина:

— Ну… и что же?

— Я отказала, — ответила Наташа.

Александра Петровна, с тем же спокойным вниманием смотря в лицо Наташе, ждала, что она скажет дальше.

Наташа, после нескольких мгновений молчания, продолжала:

— Я знаю, тебя, может быть, удивит мой отказ, ты скажешь: Соковнин хорошая партия, сосед, хороший человек… Но… он не для меня. Не в том дело, что мы с ним постоянно спорим, и можно было бы бояться домашних сцен. Напротив, он мне всегда был симпатичен, а теперь, после этого предложения, стал как-то ещё милее. Но…

Наташа на мгновение замялась, слегка сдвинула брови, потом просто, спокойно сказала:

— Мне нравится другой, мама.

Её слова встретили все тот же внимательный взгляд Александры Петровны, все то же выжидательное молчание. И Наташа, снова прильнув к матери и обнимая её, говорила:

— Мама, милая, не сердись, что я ничего не говорила тебе об этом раньше, не скажу больше ничего и теперь. Мне просто не хочется заводить разговор о том, что для меня самой ещё не совсем выяснено. Придёт время — скажу.

Если бы у Александры Петровны в эту минуту и мелькнула какая-нибудь догадка, она ничего не решилась бы допытываться косвенными намёками. А Наташа, помолчав, в раздумье продолжала:

— Мама, если я в один прекрасный день заочно попрошу у тебя разрешение на брак с любимым человеком, ты верь мне, что он будет достоин этого, и, не колеблясь, пришли мне твоё согласие и благословение.

Александра Петровна крепко обняла дочь, пригладила рукой её волосы, поцеловала её в голову, в лоб и в губы и тихо, но твёрдым голосом сказала:

— Хорошо.

Ей была бы, может быть, приятнее большая откровенность со стороны Наташи, но она умела искренно уважать и всякое молчание Наташи в вопросах, касавшихся её личной, девичьей жизни. Ей было дорого сознание, что и дочь чувствует к ней не только прирождённую любовь, но и воспитанное их взаимными отношениями уважение. Это ведь было уважение за её материнское доверие, заменившее опеку над умом и сердцем, которой когда-то так тяготилась сама Александра Петровна в своей девической жизни. И Александра Петровна, продолжая ласкать Наташу, произнесла теперь только одно: