Читать «Альманах «Крылья». Взмах одиннадцатый» онлайн - страница 70

Коллектив авторов

Примирило героя с друзьями напоминание, что утром их всех ждет первая смена. „Завтра чуть свет они натянут пропитанные потом шахтерские робы и спустятся в забой шурфа. Предстоит незапланированный и оттого опасный отвал породы. И кто знает, кому и над чьей головой, быть может, придется вбивать спасительную стойку.

Без слов. Молча. И вовремя“, – и в этом, уверен автор, они едины [3, с. 167].

Заводских рабочих воскресным днем не покидает беспокойство о простаивании дорогостоящих станков с программным управлением, для работы на которых не успели подготовить специалистов. В то же время квалифицированные кадры с высшим образованием вынуждены, говоря их словами, выполнять в цехах роль погонщиков станочников, вышибал заготовок, козлов отпущения за невыполненный план, прокуроров при нарушениях дисциплины.

Разгорается между ними и спор о новом романе, герой которого, подлец и предатель, после войны снискал себе почет и уважение, достиг должностных высот. Мучает спорщиков вопрос, как такое могло случиться. У одного из них свой взгляд на проблему: „Автор как раз и показал, сколь опасны здоровому обществу подлецы, приспособленцы, а более опасны трусливые душонки, которыми подлец сам себя окружает. А еще есть люди, которые живут в хатах с краю“.

Удобная, а главное – безопасная – позиция „Моя хата с краю!“ героев повести не устраивает: „Неотвратимость кары за подлость, за измену, за предательство! На том стоим!.. И пусть знает каждый подлец, что как бы он ни маскировался, во сколько бы шкур ни рядился, деяния его неотвратимо будут раскрыты и по „заслугам“ оценены. Не-от-вра-тимо!“ [3, с. 234].

Не столь категоричен умудренный опытом старик Селиван. Ему ль не знать, что не все в жизни делится только на черные и белые тона. Что, прежде чем судить других, нужно бы наперед покаяться хотя бы перед самим собой и в своих провинах. Что зло, безусловно, должно быть наказано, но важно, карая других, не распалить зла в своей душе. Что значимость своего присутствия на земле доказать надо не словами и клятвами, а делом. Что каждый ответствен перед людьми и собой за то, в каком мире живет.

Этому образу отдает писатель свои сокровенные мысли. „Все в этой жизни испытал и доподлинно знает Селиван Матвеевич“, – говорит о нем Варвара. Парк был частью его большой, за восемьдесят лет, судьбы. Он сам и его сверстники в поношенной одежонке, не досыта накормленные, сажали и этот парк, и яблоневый сад на взгорке, за рекой, от которого теперь и пеньков не осталось. „Топор и пила богом стали, – сердится Селиван. – А с электричеством легче. Плечо утруждать не надо, Играючись губят природу“.

Пришлось ему однажды лечить березу, покалеченную добытчиками сока: „Ножом изрезали так, что… Какое сердце надо иметь? – возмущался старик. – Дите еще, а к ней пузырек для сока подвязали. Отчего это? От жадности? От озлобления? От бездумности? Злым стал род людской. Недовольство и пресыщенность обуяли человека. Огрубел он от надругательства над природой“. „Очень опасная болезнь, – думает ветеран о равнодушии. Как тиф, как чума, расползается по домам и квартирам. В поры человеческие забралась. И остановить вроде бы не собираются. Стало быть, так легко и удобно“ [3, с. 95–96].