Читать «Альманах «Крылья». Взмах одиннадцатый» онлайн - страница 69

„Хоть хватило ума не рассказать им, что этим „гениальным“ планом предусмотрено полпарка плитами застелить, – думает Тараскин с неприязнью. – А то эта шантрапа каменьями бы забросала. И правильно сделали бы. Надо же додуматься до такого! Единственный в городе зеленый массив замостить железобетоном. Умники! Государственные мужи! Штаны спустить да задницу исполосовать до крови за такое головотяпство. А что им? Денежки-то не из собственного кармана, а народные“. „Если снимут с директорства, – распаляется он все более, – в газету напишу. Я их всех на чистую воду выведу! Я им покажу, как издеваться над здравым смыслом! Такой парк загубить… Да за это вешать надо! Вы у меня попляшете голыми пятками на раскаленной сковородке!“ И тут же показывает свое истинное лицо: „Я анонимку… для пущей убедительности. И баста!“

И во время обсуждения директор все усилия прилагает, чтобы поставить на место работников парка с их неудобными для высшего начальства вопросами. Подоплека такого поведения проста: „…так, ни у кого не спрашивая, решило начальство, а Тараскину очень хотелось дожить до пенсии на должности директора парка. И каким он станет, старый, уютный и тенистый парк, теперь его мало интересовало“.

Иное отношение к жизни демонстрирует рабочая молодежь. Даже отдых в парке в выходной день то и дело перерастает у ее представителей в повести в производственное совещание. Шахтопроходчиков из близлежащего шахтерского поселка волнует низкое качество горной техники, бездумное повальное увлечение новой формой организации труда – бригадным подрядом – без учета специфики производства. Не устраивает их и то, что показатели погонных метров, которые должна пройти бригада, планируют без учета возможностей обеспечения необходимыми материальными ресурсами. Система организации труда и оплаты на отдельных участках такова, что с некоторыми „специалистами“ ничего не решишь без бутылки.

Такая система развращает людей, гасит их творческую инициативу, притупляет патриотические чувства, унижает чувство человеческого достоинства. Николай Кривошеев особенно остро воспринимает сложившуюся ситуацию. Настолько остро, что в полемическом запале отказывается продолжить свой род. „Себе подобных растить не хочу. А по-иному как? – вопрошает он товарища. – Чтобы не автоматики выскакивали прямо со школьной скамьи, а интересные, мыслящие люди. Чтобы у каждого было собственное мнение и взгляд на жизнь…“ И сам он стремится жить интересно, „не производственный план выполнять и перевыполнять, не жрать от нечего делать алкоголь, а жить…“

Критически оценивает он и общекультурный уровень своего окружения: „Мы сами-то себя не знаем и земли своей не знаем, и истории народа своего не знаем“. Напомнив о балке за родным поселком, которой их компания предпочла на сей раз парк, замусоренный предыдущими отдыхающими, он бросает укор: „Над балкой вы имели честь подсмеиваться. А знаете ли вы, какие растения там растут, когда и как цветут, какие букашки ползают? И знать не можете, потому что все вы – люди без Родины. А кто у вас ее отнял, не мне судить. Но у вас и желания обрести ее нет“ [3, с. 162–163].