Читать «Сталинизм как европейское явление» онлайн - страница 5

Понятием сталинизм пользуются также временно и тактически, в пограничной сфере между коммунизмом и не-коммунизмом, независимо от коннотации последнего – демократически-социалистической или демократически-либеральной. К нему прибегают те, кто изменился внутри коммунизма в связи с его частичной официальной самокритикой, начавшейся в 1956 году, и, питая надежды на внутреннюю эволюцию системы, вышел за ее пределы и стоит на антитоталитарных мета-коммунистических позициях. В этом случае сталинизм становится понятием, позволяющим критику коммунизма в первом приближении, которая, последовательно развиваясь, преобразует самое понятие сталинизма в метафору целой системы или в тактический прием для ее глобальной критики. Критика Сталина выливается таким образом в критику Ленина и Маркса или же в иносказательную критику их обоих. На первом этапе официального антисталинизма изнутри специфических ситуаций, характерных для стран с коммунистическим режимом, такое использование понятия сталинизма оправдано. Но на более зрелом этапе, особенно в ситуации свободы, это бесполезно и лицемерно. В Советском Союзе теперешний официальный антисталинизм, имея положительное значение в сравнении с недавним умственным застоем, одновременно порождает новую ленинистскую мифологию и уже давно преодолен наиболее передовой частью «инакомыслящих» в изгнании или в подполье в направлении последовательного антитоталитаризма, который распространяется, разумеется, и на Ленина и в значительной степени на Маркса. Показательно с этой точки зрения творчество Василия Гроссмана, не говоря уже о Солженицыне.

Наконец, есть историко-критическое использование понятия сталинизма, не отвергающее двух первых и признающее их относительную роль и значение, но отказывающееся превращать Сталина в козла отпущения режима, костяк которого сложился и получил органическое развитие в сталинское время. В таком случае речь идет о том, чтобы выявить специфичность сталинского периода, а также причины его утверждения и кризиса, но уже изнутри того единого феномена, каким является советский и мировой коммунизм. Это порождает ряд исследовательских проблем, по своей сложности не уступающих сложности общего объекта исследования – коммунизма и марксизма, не как мишени для избитых нападок, а как коренных моментов истории, которая касается всех, и в первую очередь Европы. В самом деле, именно в Европе образовались новые социально-политические реальности, получившие название тоталитарных, и коммунизм является их первым и наиболее живучим вариантом, при этом этико-политически наиболее масштабным и значительным. Коммунизм – не вневременная сущность, он коренится в истории и в истории найдет свой конец. Именно перед европейской историей, в контексте мировой, мы должны ставить вопросы и о сталинизме, видя в нем не необъяснимое уродство, а болезнь, со своей этиологией и, возможно, своей терапией, понимая не буквально эти медицинские метафоры, так как в истории единственные отсутствующие симптомы – это симптомы полного здоровья и нет врача, которому не требовалось бы лечения.