Читать «Морфология российской геополитики и динамика международных систем XVIII-XX веков» онлайн - страница 264

Вадим Леонидович Цымбурский

Вообще, можно отметить, что тема «обездоленности» России-Евразии в смысле ее ограниченного выхода к морям и четвертованности ее побережий с проистекающими отсюда задачами (с одной стороны, компенсаторного изощренного «связывания соседств», а с другой – максимальной эксплуатации арктических доступов к океану и увязки этих выходов в связную замкнутую структуру) играет роль такой же движущей «фундаментальной недостачи» в построениях Савицкого, как «нехватка жизненного пространства» в германской геополитике.

На экспансионистских выходах доктрины Савицкого я остановлюсь ниже. Пока что подчеркну одно – проблема внутренних структурных связей оказывается гораздо более выношенной, чем проблема экспансии. Задачи экспансии отодвигаются перед задачами организации пространства, которое рассматривается, как «Россия-Евразия»; экспансия рассматривается либо как дополнение к развитию внутреннего пространства, либо как отдаленная перспектива, немыслимая без такого развития. Отсюда, прежде всего, мотив потенциального самодовления пространства «России-Евразии» – мотив, который утверждается через акцентирование ее уравновешенного самозамкнутого географического паттерна. Основные постулаты этой модели хорошо известны. Это – показатели рельефа (Европа и платформа Азии отличаются богатством рельефа, Россия – пространствами, однообразными в плане рельефа, но компенсирующими эту структурную упрощенность редким разнообразием и сложностью почвенного состава). Это – температурные показатели: разность температурных перепадов и в то же время отделенность от Европы т. н. изотермой января, иначе говоря, замерзанием вод зимою. В этой связи выпячивается роль балтийско-черноморского междуморья, отделяющего Россию от Европы, тогда как на юге подобными буферами служат горы. Это – особенность растительного покрова: при этом Савицкий делает упор на флагоподобную протяженность евразийских зон в широтном направлении с запада на восток.

Интеллектуальный путь Савицкого (в меньшей мере Трубецкого) с наибольшей отчетливостью обнаруживает влияние хронополитической конъюнктуры, определяющейся развертыванием геостратегического цикла России на движение русской геополитической мысли. Мы уже видели, насколько преевразийский текст участника белого движения Савицкого «Очерки международного движения» (1919) объективно выразил ту самую геополитическую конъюнктуру, которая в следующем, 1920 году толкнула красные армии через Галицию и Польшу к Варшаве и немецкой границе. Первые же статьи сборника «Исход к Востоку», в частности «Континент-океан», обнаруживают перелом конъюнктуры: в центр выдвигается пафос собирания внутриматерикового пространства, мотивируемый «обездоленностью» России. Вместе с тем, прочерчивается новое направление экспансии: в первую очередь это Восточный Туркестан (Синьцзян), отчасти и северо-восток Ирана – области, отдаленные от моря более чем на 800 км и тем самым предназначенные к тому, чтобы естественно дополнить «русский мир». Существенно, что в эти первоначальные годы новой «евразийской интермедии» отбрасываются планы выдвижения России на черту Познань – Богемские горы – Триест, но остаются планы, связанные с Черноморскими проливами, хотя в очень урезанном виде («следует добиваться реальной гарантии, что флот противника не будет пропущен через проливы и не придет громить берега Черноморья», – задача, решенная Сталиным в рамках конвенции Монтрё). Зато в положительных терминах формулируется задача «приобретения выхода на Персидский залив». Однако, обе задачи размечаются как задачи « принципиально второстепенные ».