Читать «Морфология российской геополитики и динамика международных систем XVIII-XX веков» онлайн - страница 238
Вадим Леонидович Цымбурский
Очевидно, что концепция Семенова-Тян-Шанского мотивирована намерением сдержать «давление Азии» на наиболее хрупкую часть российского меча. Вместо непосредственного усиления переднего края империи в видах ее расширения упор делается на усиление глубокого тыла: по сути, это означает обеспечить Дальнему Востоку поддержку в обороне, но о наступлении речь уже заведомо не идет. Прошло время, когда столь разные люди, как Ламанский, Ухтомский, твердили об отсутствии у России реальных границ в Азии. У Семенова-Тян-Шанского есть, во-первых, чувство пределов в Азии и стремление совершить переход к их обороне, а во-вторых, – готовность рассматривать границы России в Азии как границы Европы в широком смысле. Его «Русская Евразия», по сути, – европеизированная Азия, часть Азии, в которую выдвинулась Европа; его протест против разделения Азии и Европы – попытка так или иначе связать русские земли за Уралом с Европой.
Важны и другие детали, связанные с конъюнктурой 1915 г. Призывая экономических лидеров юга России отказаться от своекорыстной экспансии на Востоке, он предлагает им компенсировать себе этот отказ обретением новых рынков сбыта на юге от Европейской России, что он связывает с победой над Германией и приобретением проливов. Среди разрабатываемых им планов железнодорожного строительства выделяется мотив продолжения магистралей Европейской России на Балканский полуостров «путем доведения нашей ширококолейной магистрали до Измаила и оттуда иностранной колеей через Добруджу и Болгарию на прямое соединение с Царьградом (так! –
И далее поразительное размышление о том, как природные движения, в отличие от колонизационных, как широтное развертывание поясов леса и степи при их меридиональном – клиньями – нападении друг на друга побуждают «оседлого человека, выросшего на этой равнине, бессознательно копировать эти оба движения в своей колонизации, и от преобладающего в данное время успеха в том или в другом направлении зависит и географическая форма его могущественного владения» [Семенов-Тян-Шанский 1996, 608]. И, однако же, «в обоих случаях все-таки в наиболее прочном обладании России остается западная половина Империи приблизительно в ее нынешних границах, и защита именно ее от стремительного и серьезного нападения внешнего врага, безразлично с какой стороны, стихийно вызывает тот героический подъем народного духа» [там же].