Читать «Морфология российской геополитики и динамика международных систем XVIII-XX веков» онлайн - страница 226

Собственно, почему бы не уступить Германии господства в Европе при условии русской гегемонии вне романо-германского мира? Но здесь-то и проявляются фундаментальные мотивы, которые ясно вычитываются у Сазонова.

В апреле 1912 г. он утверждал: «Россия держава европейская … государственность наша сложилась не на берегах Черного Иртыша, а на берегах Днепра и Москвы-реки. Увеличение русских владений в Азии не может составлять цели нашей политики: это повело бы к нежелательной сдвижке центра тяжести в государстве и, следовательно, к ослаблению нашего положения в Европе и на Ближнем Востоке» [ИВПР 1999, 363]. В конечном счете, главной задачей на Востоке является уменьшение любого прямого давления на российские границы. Размежевание 1907 и 1912 г. с Японией, большое размежевание 1907 г. с Англией по границам Тибета и Афганистана, а также в Иране – всё сюда. Даже откровенно имперские планы в отношении Китая – поддержка суверенности Монголии и Урянхайского края – имеют специфический оттенок формирования буферов, минимизирующих русско-китайское соприкосновение. Не случайно на предложение Вильгельма II об использовании Китая как противовеса Японии под покровительством России (1912 г.) Сазонов отвечал: в русских интересах было бы, скорее, распадение Китая.

Россия четко обособляется со стороны Азии, полагая себе пределы и стараясь снизить давление на них извне, а между тем обозначаются вопросы Балто-Черноморья. Настойчивая тема у Сазонова – формирование здесь германского пояса, обрекающего Россию на положение довеска. В воспоминаниях Сазонова два мотива – Россия не может и не должна уходить из Европы… в которой она является одним из главных и притом совершенно незаменимым политическим и экономическим фактором» [Сазонов 1991, 55]. Устранение России из Европы – стремление Германии, подталкивавшей русских к «дальневосточным приключениям» [там же, 56]. Сазонов, как ни странно, признает даже, что и для России была бы терпима германская гегемония в Европе, причем он приписывает самой Европе готовность смириться перед растущей германской экономической мощью: «Европа начала мириться с мыслью о неизбежности своего превращения в германскую данницу» [там же, 272]. Но «Германия была опасна для мира Европы не как европейская, а как мировая держава, поставившая себе цели, несовместимые с политическим существованием Великих Держав, выступивших несколькими столетиями раньше ее на путь империализма и не угрожавших более миру Европы». Уточняется, что речь, по преимуществу, идет о России и Англии [там же, 271].