Читать «О Туле и Туляках с любовью. Рассказы Н.Ф. Андреева – патриарха тульского краеведения» онлайн - страница 131

Действительность неутешную, правду горькую рассказывал солдат, однако мы, заметив, что широковещательная речь его истощается, сказали:

– Продолжай, служба, мы слушаем тебя на оба уха. Отец их помер, а сынки и принялись кутить на пропалую. Видно на беспутные дела ума у них хватало, продолжал привратник. Откуда не возьмись друзья, приятели и знакомые понавязались к ним на шеи, прилипли, как банный лист. А все лизоблюдничать собирались у глупышей. Пошли закуски и попойки каждый божий день. Что ж? Погреба рейских вин были свои, сахару и чаю вволю, так и пей сколько душе угодно, душа меру знает. Но пить до дна не видеть добра, по пословице. И пошли у них, ваше высокоблагородие, банкеты, вечера с музыкою и актеры на киатре представляли разные комедии; а нередко задавали и пир на весь мирвались комар и муха! Поякшались и с цыганством: добрые люди к заутрени бывало спешат, а у них в палатах идет дым коромыслом. И в картишки боловались, но шулера зло надували их, когда бывало они под хмельком; да и трезвые сядут, бывало, играть в эвти пеструшки, ну, как кур во щи всегда пробубенятся. Говорится пословица: худому сыну не помощь отцовское богатство, которое они ухитрились порешить ровно в три года, обрешпектились, остались ни при чем, как рак на мели. Куда и лизоблюды подевались, все схлынули, как мутная, грязная вода, будто яга баба помелом смела! В народе говорится повадился кувшин по воду ходить, там ему и голову сломить. Но что из эвтова, если у глупышей остались головы на плечах? На какую надобность они бы им пригодились без богатства, которое у них меж рук прошло? Примером сказать: пустая граната, али бранскугель без артиллерийского состава, что в лабораториях делают, годятся разве кадушки парить, философстовал солдат после нюханию табаку. Поспустив все, что имели, продолжал он, утираясь своею тряпкою, глупыши обедняли, а известное дело, что пуставя сума, хоть кого сведет с ума. Один из них с горя в могилу свалился, а другой от долгов на Кавказ убежал, – там и живот свой положил. (Худая трава из поля вон!) К эвтому то купчине, отцу негодных парней, годов с пяток тому назад будет, приходили мы об маслянице. Не тем будь помянут покойник, а уж он нам задал такой камуфлет, в такой конфуз привел, что отбил было охоту с проздравлением ходить.

– Что, служба, спросили мы, видно проштыкнулся, на проклятого скрягу напал?

– Да, ваше высокоблагородие, отвечал он, проштыкнулись было, к такому скупяге судьба заманила, который над медным пятаком, бывало, трясучкою трясся. Но ведь и на всякаго мудреца бывает много простоты, а мы люди безхитростные, смиренные, пороху не выдумаем и курицы не обидим, так над нами ухмыляться очинно можно богатым людям. Расскажи пожалуйста, как и чем тебя обидели?

– Извольте, ваше высокоблагородие, ради стараться. Пришли мы эта к нему на прощальный день по русскому обычаю. Он увидел нас в окошко и начал стучать пальцем по стеклу и махать рукой, зазывая нас к себе в палаты. Вот мы и вошли в горницу. Хозяин выслал нам водки и целый блин в переднюю, а немного погодя, когда один из холопей ввел нас в кабанет (кабинет), что ли, как эвту горницу, там называют на тощах не выговоришь), мы сказали: