Читать «Философия возможных миров» онлайн - страница 241
Александр Куприянович Секацкий
Кстати, а как следовало ей поступить, если бы телекамера застала врасплох? Был ли хоть какой-то выход? – вопрос, несомненно, интересующий Ренату Литвинову. Возможно, Лиле Брик следовало сказать: «А, эта обворожительная Лилечка, сводившая всех мужчин с ума? Та еще была чертовка, однако она умерла совсем молодой. Но я знаю о ней побольше, чем вы!» – после чего захохотать безумным смехом и показать фигу прямо в камеру. Как-то так. Ведь при всей кажущейся безысходности некоторым все же удается уберечься.
Ну а что же сама Рената, бескомпромиссная завоевательница Парадиз-синема?
Ее персональный проект перевоплощения и пресуществления в пленке хорошо продуман с точки зрения философии времени вообще. Большинство старается передать страсть, пусть замаскированную, огонь чувств и внутреннее напряжение пламенеющей души. Вот и участницы телефильма повелись на отголоски былой страсти и страстности. Но в собственном послании к Избирающим и Хранящим избранное Рената Литвинова предлагает охлажденную чувственность. Многие критики называют это манерностью, неестественностью, вычурностью, охотно пародируют (точнее, пытаются) то, что вроде бы само напрашивается на пародию. И все мимо.
Не знаю, каково в данном случае расхождение между образом и прообразом, но, как бы то ни было, мы видим вполне обоснованную уверенность, что охлажденная чувственность будет храниться долго. Это может показаться слишком прямой аналогией с анабиозом, который у простейших организмов действительно может длиться тысячелетиями. Ведь волнение чувств есть некоторым образом повышение «температуры души» и, так сказать, градуса присутствия. Сразу вспоминаются выражения типа «она оставалась бесчувственно-холодна». И все же заранее введенный некий фермент – замедлитель и охладитель – действительно способен дать впечатляющий результат, пусть даже содержащий немалую долю странности. И в фильмах Киры Муратовой, и во всех последующих кино– и телепроектах охлажденная (хочется сказать, до неузнаваемости) чувственность этой женщины, ее образа завораживает. Она притягивает – но не по алгоритму классического вожделения, а как-то иначе. Порой возникает подозрение: может быть, так выглядит загробная любовь? Всем известны тирады «ты говоришь, будто в микрофон», «ведешь себя, как на сцене», но тут перед нами совсем иная степень отстраненности – не как на сцене и не как перед кинокамерой, а как будто ты уже в серебристой дымке, где раскинулся Парадиз-синема. Молодая и словно бы вечная женщина медленно и прихотливо раскрывает всю палитру перемещенной чувственности. Для тех, кто смотрит отсюда, она почти неузнаваема, но провоцирует желание переместиться туда. А также догадку: возможно, в мирах дальнего хранения чувственность выглядит именно так. Вспоминается пистолет, придуманный Набоковым, – прекрасное огнестрельное оружие, но пули вылетают из ствола так медленно и тихо, что больше напоминают бабочек или воланчики для бадминтона, – и падают в подставленную шляпу.