Читать «Философия возможных миров» онлайн - страница 2
Александр Куприянович Секацкий
О разрывах можно продолжать и продолжать, они везде, не успеет затянуться рана, затянуться кажущейся когерентностью, умопостигаемостью, – и вдруг на новом месте появляется свежая выдирка. Почему же молчат об этом и сколько можно молчать? Как будто бы весь опыт разрыва связан только с обрушением сознания в пропасть бессознательного. Батай, а затем и Жижек выбрали эту тему как главную для своего творчества. А слабо́ было бы написать о том, как выдирают людей? Про то, как они, неизвестно кто, неизвестно зачем, откуда и куда, выхватывают куски пространства, как кубики, да так, что пропадает навеки все, что вошло в кусок? А дыра быстро затягивается, хотя и не во всех слоях сущего одновременно, даже в памяти случайных свидетелей по-разному. Дикий страх оплавляет края, чтобы зияние дальше не расползалось, и вот уже все прохожие проходят сквозь отсутствующее и сквозь отсутствующих как сквозь пустое место. Только не ясно, что происходит с общей вместимостью, с местоизмещением мира после выдирания.
Я не собираюсь ничего скрывать и намерен поведать, как выдрали Витька. Мне было четырнадцать лет, Витек Сапунов был моим одноклассником. В тот день мы вышли из школы вместе, я, Витек и Бобер, и пошли сначала провожать Боброва. Он жил на улице Солдата Корзуна, мы иногда ходили по мостику через речку Новую и тогда тоже пошли по мостику. Витек рассказывал про охоту на лис у англичан – то, что он вчера прочитал в какой-то книжке, – и это случилось на полуслове.
Что-то разверзлось (небеса, хляби небесные, еще какие-нибудь хляби), и Витька выдрали напрочь, выдрали именно вместе с куском пространства. Его выдернули из пространства, но и место, занимаемое им, выдернули тоже. Я шел слева, услышал только легкий свист, почувствовал укол ужаса, очень острый, – и все, Витька больше не было. Я тогда находился к нему ближе, чем Бобер, и те, кто выдрал его с мясом из нашего мира, задели край моего рукава, осталась дырка, на землю не упало ни одной ниточки. И ветерок тоже выдрали на какое-то мгновение, и память у Боброва и двух прохожих, которые шли навстречу, память насчет Витька, насчет того, что только что случилось. Потом в своей жизни я видел еще несколько изъятий, научился распознавать, под конец даже чувствовать разрывы и дыры, но первый укол ужаса остался самым сильным. Так было мне поведано важное знание о мире. Но теперь я знаю и то, что опыт разрыва, опыт выдирания куска сущего есть практически у всех, только этот опыт изгнан из памяти. Ведь даже если первичная сцена вытесняется из-за ее несовместимости с континуумом психического (все же Фрейд был очень проницателен), то уж выдирка, случившаяся в твоем присутствии, и подавно вытесняется из сознания: пудовые гири забвения тут же вешаются и на характерный легкий свист, и на то, что выдрано, и на того, кто выдран, невзирая на степень близости. Люди теряли в один миг родственников, знакомых, собачек – и ничего. Дыра в памяти затягивалась едва ли не с той же скоростью, что и сквозной разрыв в слоях сущего. С того момента, как Витька выхватили из пространства, и вплоть до сегодняшнего дня я изучаю опыт разрыва – и пришел к выводу, что следы изъятия в никуда все равно остаются в той или иной форме, форма же следа отчасти зависит от того, что и из какого слоя было выдрано.