Читать «Письмо с этого света» онлайн - страница 56

29

Что-то незаметно переменилось в Андрее с той нашей встречи. Он продолжал звонить и писать каждый день, но наши телефонные разговоры окончательно утратили живость. Не обращая внимания на роуминг, Андрей мог держать меня у телефона иногда по полчаса, а то и по часу, при том что нам было практически нечего сказать друг другу. После короткого «как дела» начиналась одна и та же бессмысленная игра – тягостное молчание с двух сторон трубки, раз в минуту прерываемое бессвязным мычанием, мяуканием или какой-нибудь бессмысленной репликой. Все чаще на него находило плохое настроение и абстрактные приступы ревности, и тогда он снова и снова заставлял меня расписывать прошедший день буквально по часам, выясняя, с кем и как я общаюсь вдали от него. Меня безумно раздражало это – в первую очередь своей бессмысленностью. Если бы я захотел солгать, что могло помешать мне? Но здравый смысл здесь не работал. Как в заколдованном круге, звучали вопросы, допросы, объяснения. Звонки ночью: «Ты одна?» Господи, а с кем?.. И снова, и снова, пока я не взрывался, как пороховая бочка, – и тогда снова начинались звонки, только уже с извинениями.

Не ревновал он только к Михаилу – кто же ревнует к голубому? Правда, он не знал, что я продолжал время от времени проводить ночи в мишиной квартире. Да он вообще мало знал – я же говорю, что мне стоило солгать?.. Рассказывая об учебе, однокурсниках, книгах, профессорах, я ни словом не обмолвился о знакомстве с «богами», посещении стриптиз-клуба, многочасовых откровениях и чтении Библии в сумраке ночи – ни о чем, что было для меня действительно важно.

Михаил был единственным человеком, которому я мог доверить все, зная, что он меня не осудит. Он бывал прямолинеен, резок, даже груб, но он никогда меня не осуждал.

Когда я впервые нализался в стельку на студенческой вечеринке, он примчался на машине по первому моему пьяному звонку и забрал к себе домой, а потом заботливо держал мои волосы пока я, стоя на коленях, извергал проспиртованное содержимое желудка в его белоснежный унитаз. Мы тогда надрались дешевого крепленого вина, а это куда хуже, чем водка или скотч. Умыв, раздев и уложив в постель мое обмякшее, потерявшее управление тело, Миша не сказал ни слова.

На следующее утро я проснулся с адской головной болью и с трудом мог припомнить подробности минувшего вечера. Восстановив же в памяти, как и в каком состоянии я попал в мишину квартиру, я был готов провалиться сквозь землю, но головная боль была такой сильной, что быстро заглушила даже стыд. Я мог только лежать и смотреть прямо перед собой – любое движение головой отдавало в висок ударом молотка. Предупредительно постучав в дверь, Михаил вошел в комнату и молча подал мне чашку крепкого черного кофе на безупречном серебряном подносике. Присев на край постели, он задумчивым, как всегда проницательным взглядом нырнул в самую глубь моего нутра и неожиданно чуть приглушенно проговорил: