Читать «Письмо с этого света» онлайн - страница 52
Марианна Рейбо
Миша взялся за ножку лампы и направил свет так, чтобы он падал только на страницы книги, оставляя неосвещенными наши лица, и не нарушал величавый сумрак гостиной. Помолчав полминуты, он коротко вздохнул, и его бархатный голос легкой хрипотцой заструился по комнате:
Я лежал и наблюдал, как его пальцы рассеянно поглаживают мои ноги в черных капроновых чулках, слегка отливавших под светом лампы. Я понимал, что он это делает машинально, как если бы у него на коленях сидел любимый кот. И все же близость мужчины, пусть и недоступного миру женщин, начинала предательски наполнять мое тело знакомым тревожно-сладостным ощущением.
Боже мой, боже мой… Я мысленно переводил на бумагу его будто вытесанный из камня средневековый профиль, очерчивал взглядом крепкие, мускулистые плечи и никак не мог взять в толк, почему этот красивый, сильный человек оказался заложником иной чувственности, которая едва ли делала его счастливым.
Все, что я раньше знал о таких, как он, разбивалось в прах при одном взгляде на этого рыцаря в сверкающих доспехах. Ни капли манерности, ни тени жеманства. Лишь спокойная, естественная мужественность.
Предаваясь размышлениям, поначалу я лишь краем уха слушал читаемый текст, но постепенно почувствовал, как во мне все более нарастает нега, как тяжелеют веки, а бархатные звуки голоса все глубже проникают внутрь, разливаясь по венам приятным, убаюкивающим теплом. Впав в состояние, близкое к трансу, я закрыл глаза и блаженно закачался на волнах екклезиастовой строки.
27
Михаил не был обычным геем, он был, если можно так сказать, эстетом гомосексуализма. Он не переносил, когда чьи-то грубые руки вырывали эротику из темноты кулуаров и за волосы тащили на дневной свет, на площадь, где она голая и беспомощная жалко корежилась под тысячью осуждающих взглядов. А потому гей-парады и другие публичные акции сексуальных меньшинств Михаил воспринимал как личное оскорбление. И хотя среди таких, как он, его взгляды разделяли единицы, мой приятель всегда находил себе верных учеников, не боявшихся оказаться меньшинством из меньшинства. Последним из таких учеников был Алексик, связь с которым постепенно стала чем-то большим, чем просто эротика. Поначалу в их отношениях допускалась полная свобода мыслей и действий, однако этой свободой пользовался лишь Михаил, да и то очень недолго. История Миши и Алексика была как раз из тех, где любовь и романтика побеждают сексуальную раскованность – измены сами собой вскоре ушли из их жизни, перекочевав в разряд табу. Единственное право, от которого Михаил не желал отказываться, было право одной ночи в месяц, когда он давал волю глазам.