Читать «Записки русской американки. Семейные хроники и случайные встречи» онлайн - страница 6

Ольга Матич

* * *

Не бывает повествования без брешей. Я особенно ясно это поняла, когда работала в семейных архивах и перечитывала письма, которыми располагала. В архивах я нашла много нового, а некоторые письма напомнили о забытом. Вообще размышления об истории неизбежно напоминают о том, что она чаще молчит, чем говорит.

У каждой семьи есть свои тайны, о которых знают только самые близкие. В этой книге я пишу о ее тайнах, чтобы полнее раскрыть некоторые семейные свойства. Неожиданное появление новых тайн, обнаруженных мною в архивах и Интернете, имеет особую силу: когда носителей тайны нет в живых, ты остаешься в неизвестности, в положении аутсайдера. Это чувство напоминает о повествовании, строящемся на сокрытии от читателя информации, к которой тот безуспешно пытается получить доступ.

Наглядный литературный пример – один из излюбленных приемов Достоевского, использование неподтвержденных слухов: в «Братьях Карамазовых» мы так и не получаем окончательного ответа на вопрос, был ли Смердяков сыном Федора Карамазова; в «Преступлении и наказании» мы не получаем подтверждения тому, что Свидригайлов растлил девочку и убил жену. Читатель вынужден самостоятельно решать – верить слухам или признать непознаваемость текста. Эти вопросы вставали передо мною в связи не только с семейными тайнами, но и с интерпретацией каких-то высказываний и поступков родственников, включая сторонних, отличных от семейных, воззрений на них. Какую занять позицию, чтобы остаться верной им и себе?

Словом, автор воспоминаний задается вопросом, как осмыслить не только то, что ему известно, но и лакуны в повествовании. Моя книга состоит из фрагментов жизненных историй и толкований этой мозаики. Читатель эпохи постмодернизма и Всемирной сети хорошо понимает фрагментарную природу мышления и письма. Тем не менее его не оставляет желание добраться до исчезнувшего целого, существование которого подверг сомнению еще модернизм. Одним из способов осуществить это желание является интерпретация – самостоятельное прочтение текста; к нему я и приглашаю читателя.

Интерпретацию можно сравнить с памятью, которая по своей природе не только фрагментарна, но и субъективна. Отдельные воспоминания имеют мнемоническую функцию, помогают реконструировать и истолковать целое, пусть мнимое. Они часто состоят из объектов, которые напоминают нам об ушедших. Таким объектом памяти и стало для меня зеркало прабабушки.

* * *

Если жизнь семьи проходила на стыке важных исторических событий, то автор воспоминаний заново обдумывает свое понимание истории, принципы и жизненный опыт, его сформировавшие. Как у многих эмигрантов первой волны, судьбы России были главной точкой отсчета в моей семье. Меня воспитывали как носителя русской культуры, и эта «программа» включала в себя все ценности и комплексы старой эмиграции. Например, для нее была характерна болезненная реакция на изображение русских как грубых варваров, недостойных уважения. Это вообще русский комплекс, и я его усвоила.