Читать «Свиток проклятых» онлайн - страница 181

Саламандра все сильнее терзала мне грудь. Казалось, ей не терпится обнять мое тело.

Третий посланец, в пыльных выцветших шароварах, черный, как дубленое днище корабля, порадовал меня сносным знанием греческого. Я сообщил ему, что имею нечто привлекательное для его хозяина, нечто такое, за что хозяин непременно отдаст все, что я попрошу. У человека в шароварах на талии дремали два длинных ятагана, левое ухо оттягивало кольцо с сапфиром, а за пазухой, между татуированных грудей, покоилась на цепи личина трехглазого идола с птичьим клювом. Посланец мне не поверил. Он намеревался уже кивнуть степнякам, чтобы те тащили глупого путника дальше на аркане, до большого привала, поскольку ради меня остановку никто делать не собирался. Тогда я заговорил с идолом на его груди, сморщенной, как черствая хлебная корка. Я узнал трехглазую птицу, ее колыбелью была страна Нуб, проклятое богами место, где империя ушедших ромеев закопала свои лучшие легионы. Благодаря киру Дрэкулу я знал, как обратиться к идолу, чтобы амулет разогрелся не хуже пыточных щипцов. Трусливый раб вскочил на ноги, упал, снова вскочил, сунул руку за пазуху, взвыл и понесся докладывать обо мне старшему погонщику. Я сидел тихо и следил, чтобы не пропустить свист аркана. Верблюды обтекали меня с двух сторон, их пенистая слюна шипела, попадая на раскаленные камни. Наконец, когда я устал ждать, вдоль рядов понеслась хриплая гортанная команда.

Двое с кудрявыми бородами спустились с повозки, чтобы меня обыскать. Давно я не видел столь правильных, столь красивых мужских лиц. На каждом сановнике была длинная белая одежда до пят, а на груди, на толстой цепи, висел золотой диск, размером с блюдо для закусок. Вероятно, эти строгие мужи поклонялись солнцу, и разделяли веру своего господина. Я не стал ждать, пока они свяжут мне руки, я прошептал саламандре заветные слова, и снова ощутил наслаждение, смешанное с болью. Не стоит забывать, хотя над моей губой вовсю пробивались усы, а ростом я почти догнал взрослых мужчин, внутри я оставался ребенком. Я самонадеянно полагал, что разбираюсь в радостях, и тем более – в страданиях, поскольку немало насмотрелся на чужую боль, и немало вытерпел сам. Но мне только предстояло глотнуть из сосуда мужского счастья, замешанного на женских слезах.