Читать «Римская цивилизация» онлайн - страница 297

Приходится искать другие примеры, но уже не из новейших времен, для того, чтобы найти нечто похожее на эту конституцию. Строй принципата скорее похож на то, что называлось конституцией Франции до революции и что фактически было в силе в XVI в. По определениям французских теоретиков это не была система прерогатив, фиксированных определенными актами, это была совокупность владельческих интересов и охрана владельческих привилегий, все они находили выражение в группе преимуществ, удержанных провинциальными штатами, дворянством, парламентом. Такую группу признанных гарантий для городов метрополии, для ее служилых фамилий представлял также строй принципата. Некоторыми чертами французский дореволюционный парламент, как средоточие служебной аристократии, напоминает римский сенат этой эпохи; между ними есть сходство отдельных моментов. Сенат пытается выступать верховной политической инстанцией при смене правления и решать вопросы престолонаследия. Он уничтожает в 37 г. завещание Тиберия, как парижский парламент в 1715 г. завещание Людовика XIV. В 41 г. после смерти Калигулы и в эпоху смут после смерти Нерона сенат пытается провозгласить свой верховный политический контроль, как парламент в эпоху Фронды. Все подобные сравнения, разумеется, имеют цену только очень общих наводящих указаний. Они полезны лишь для того, чтобы освободить нас от подчинения терминам политической символики, чтобы направить наше внимание на тот тип социальных отношений, который можно всего вернее предположить под известным политическим строем.

В исторической литературе, особенно под влиянием драматических изображений Тацита, останавливались, главным образом, на проявлениях антагонизма между императором и сенатской аристократией. Столкновения их сводили к различию и вражде социальных начал, выражаемых императором и аристократией. Поднявшийся над этой борьбой политический строй, казалось, должен был носить на себе все черты социального раздвоения. Оттого так популярна концепция Моммзена, который называет первый период империи диархией, двоевластием принцепса и сената, оттого так распространен взгляд, что политический строй принципата отличался какой-то особенной неустойчивостью форм, зависевшей от колебания противоречащих начал. Правда, есть направление в новой литературе, которое вместе с Дионом Кассием утверждает, что принципат был едва прикрытым абсолютизмом; форма была не раздвоенная, а цельная, потому что одно социальное начало, представленное императором, торжествовало над другим, представленным отжившей аристократией. Тот и другой взгляд опираются на неправильную оценку социальных отношений. Оба предполагают, так или иначе, противоположность общественных форм и идей между концом республики и началом императорской эпохи, а в принципате видят какой-то боевой порядок, основанный на более или менее полном крушении старой общественной силы. Исторические аналогии заставляют нас подумать в данном случае о другом типе социальных отношений и о другом характере происхождения политического строя. Мы уже видели, как далеко было общество конца республики от нивелировки классов, от подъема низших социальных слоев. Аналогия наводят нас на мысль о необходимости найти соответствие между политическим порядком и господствующими социальными отношениями: принципат мог быть не только результатом борьбы сил, но и результатом соглашения, взаимодействия их.