Читать «Русский экстрим. Саркастические заметки об особенностях национального возвращения и выживания» онлайн - страница 5

Кирилл Борисович Привалов

– Это откройте! Драгоценности приобретали?

– Какие еще драгоценности?! – опешил я.

– Какие угодно… И счета показывайте!

Жена задрожала от брезгливости, а не теряющий достоинства таможенник, державший спину неестественно прямо, принялся – тоже не без брезгливости – ковыряться указательным пальцем в парфюмерном балагане моей супруги. Даже не поленился пролистать блокнотик с телефонами и заглянул в распечатанную пачку сигарет с ментолом. Открыл косметичку особо заинтересовался тушью для ресниц… Он делал все важно и даже царственно. Правда, его императорская выправка вопиюще диссонировала с куцым, пионерским пиджаком, словно с чужого плеча. «Пуик, пуик!» – пел желудок таможенника, как вокмен, сопровождавший сложными руладами досмотр. Во время всего процесса коридорный красавец со спинным начесом эротично втягивал живот и изгибался назад, надеясь таким образом подавить крик своего воспаленного естества. Если этот охотник за бриллиантами и страдал звездной болезнью, то только метеоризмом.

– Проходите! – устало разрешил он, не обнаружив в сумочке жемчугов и изумрудов и найдя из счетов только квитанцию на покупку в Париже телефонной карточки. Нам оставалось радоваться тому, что мы ехали не из Украины. А то бы пришлось не только давать отпечатки пальцев, но и подставлять для проверки анальное отверстие. Не спрятали ли мы там ненароком украинских апельсинов?

Вдоль шпалеры из разбойников с большой дороги, хватавших за руки и кричавших: «Такси, такси!», мы ринулись к старому другу, который встречал нас у справочного киоска. Смычка Запада с Востоком состоялась. Несмотря на колониальную ворожбу Киплинга, они все-таки встретились.

Дома я первым делом бросился распаковывать багаж, несмотря на то, что жена захотела сперва попить с дороги чаю. Почему я так торопился, не знаю. Но мне виделась в этом некая символика: почувствуешь себя дома, как только избавишься от замков. Я вставил ключ, повернул его, распахнул чемодан – и увидел… дубленку! Такую же, как моя, но только более старую. Впрочем, состояние шубы никакого значения не имело, ибо она все равно была не моя. Та преспокойно висела на вешалке в коридоре, да и я – черт побери! – приехал в ней. На всякий случай я взглянул на родную шубу зажмурился и почувствовал неладное.

В животе, как обычно бывает со мной в мгновения «дрейфа», противно заурчало. Меня пробил озноб.

Я откинул в сторону незнакомую дубленку и увидел какие-то свертки, тщательно упакованные в фирменные пакетики магазинов, в которых я никогда не бывал. Рядом со свертками лежала тяжелая папка, явно с документами, с выпуклой надписью: «Газпром». Этого мне только не хватало! Глаза бы мои этого не видели: чем меньше знаешь, тем легче сознаешься! Хорошо еще, что это не документы ФСБ или СВР… Я взглянул на аэрофлотовскую регистрационную наклейку на ручке и узнал фамилию большого деятеля из горячо любимой всеми россиянами энергетической монополии. (До сих пор не возьму в толк, почему этот великий человек не вышел из аэропорта ВИПовским коридором. А может, он-то сам вышел, только вот багаж его…). Короче, полный караоке! По ответной логике, наш чемодан должен был бы находиться сейчас у этого газпромовского деятеля. Засветились по полной программе! С репутацией «похитителя газпромовских секретов» меня и в гроб не положат…