Читать «Материнское воскресенье» онлайн - страница 77

Точнее, книга называлась «”Юность”» и другие рассказы» – на редкость неуклюжее, совершенно не вызывающее интереса, даже какое-то невнятное, название. Это была единственная книга Джозефа Конрада в библиотеке Бичвуда, и повесть «Юность» шла в ней первой, и то, что знакомство Джейн с творчеством Конрада началось именно с этой повести, было весьма удачным. Как ей впоследствии стало известно, эта повесть была вольным описанием первого жизненного опыта и юношеских переживаний самого Конрада, а также его первого столкновения (впоследствии она узнает, как часто он обращался к этой теме) с таким великим явлением – видением, обещанием, фактом, иллюзией, – как Восток.

Дело в том, что тогда, в Материнское воскресенье, она только-только начала читать эту повесть и, если бы ее день сложился иначе, если бы не тот утренний телефонный звонок, запросто успела бы за день дочитать ее до конца, выбрав для этого какой-нибудь солнечный уголок Беркшира или устроившись на садовой скамейке прямо в Бичвуде. Она могла бы уже перейти и к «другим рассказам». Кстати, один из них назывался «Сердце тьмы», и к этому рассказу (а все из-за того, что это Материнское воскресенье сложилось у нее именно так, а не иначе) она сумела вернуться лишь несколько лет спустя, уже поняв к этому времени, что открыла в Джозефе Конраде кого-то очень для себя важного. Возможно, в первый раз ее оттолкнуло страшноватое название этого рассказа.

Она понимала, что произведения Конрада сильно отличаются ото всего прочитанного ею раньше, но чувствовала также, что до понимания некоторых вещей еще просто «не доросла». Примерно так бывает, когда с удовольствием читаешь книги вроде «Острова сокровищ» или «Похищенного», но читать «Странную историю доктора Джекилла и мистера Хайда» тебе пока что не хочется.

Слово «повесть» Джейн понравилось. Слово было серьезное, значимое, звучное, однако она не поняла, почему одни истории следует называть повестями, а другие – просто рассказами. Вообще она тогда больше всего любила слово «история» – и очень обрадовалась, обнаружив, что Конрад тоже зачастую предпочитает именно это слово. Было что-то куда более соблазнительное в произведении, которое назвали «история», а не просто «рассказ», однако тут, пожалуй, сразу возникало предположение, что в любой истории не все правда, что там наверняка немало авторского вымысла.

В отношении всех этих терминов – «история», «рассказ» и даже «повесть» – у нее на заднем плане всегда возникал вопрос: а сколько в каждом из них правды? Определить это было практически невозможно. Существовали также выражения «художественная литература» и «художественный вымысел» – и впоследствии именно этим она и будет заниматься, – которые, как могло бы показаться, означают практически полный отказ от правды. То есть чистейший вымысел! Но ведь и чистый вымысел способен содержать – в этом-то и заключается суть и великая тайна художественной литературы – немалую толику правды. Когда Джейн прочла все три истории Конрада, то почувствовала, что уже вполне способна сказать: в романе Стивенсона «Странная история доктора Джекилла и мистера Хайда» куда больше правды, чем, например, в «Острове сокровищ» или в «Похищенном». Хотя кое-кто, наверное, может заявить: такая правда о вывертах судьбы слишком невероятна и, безусловно, слишком страшна.