Читать «Ледяной клад» онлайн - страница 61
Сергей Венедиктович Сартаков
- Марья Сергеевна, вы слышите, я спрашивала вас?
Глуша в себе закипевшую ярость, Баженова подает ей кружку с водой на печь. И быстро отступает, боясь, что в темноте Елизавета Владимировна коснется ее руки своей. Сухой, неприятной рукой.
Старуха подтягивается к краю печи, на ощупь шарит - "Ох!" - и кружка падает на пол. Тихое, раздраженное бормотанье. А вслух:
- Виновата я, Марья Сергеевна, не нужно мне было вас утруждать. Набедила. Сейчас спущусь, подотру.
Это месть за то, что Мария поставила кружку, не дождалась, когда Елизавета Владимировна возьмет ее в руки. О том, что темно и кружку можно было столкнуть и нечаянно, Баженова даже не думает. Все в ней словно твердеет, сжимается, она уже не может сказать сейчас спокойно и весело: "Да ничего, мама, я сама подотру. Прости, пожалуйста. И воды я тебе зачерпну, подам снова". Жестко и глухо Баженова спрашивает:
- Свет зажечь?
Слова, которых и Елизавета Владимировна не ожидала. Она вздыхает и, не отвечая Баженовой, все время бормоча "господи", спускается с печки.
Мария щелкает выключателем, но электростанция уже прекратила свою работу. Тогда Баженова зажигает лампу, руки у нее вздрагивают, она долго не может надеть на горелку стекло. Потом стоит прямая, холодная, уставившись неподвижным взглядом в пол, по которому ползает старуха, тряпкой вытирая разлитую воду.
Горечь, тоска и отчаяние захлестывают Марию, совсем так, как и в тот вечер, когда, прочитав письмо Анатолия с заключительной фразой "писать мне бесполезно", она машинально потянула со стола лежавший там острый нож... И вдруг поплыли потолок, стены... Острая боль у плеча, а потом - темнота, ничего... С той поры, да, именно с той поры у Елизаветы Владимировны появилось в обращении злое "вы". Первое, что услышала от нее Баженова, придя в себя, было: "Еще и засудить меня захотелось вам, что ли, Марья Сергеевна?" А потом, все дни, пока Мария лежала в постели, - ни слова. Врача не вызывали. Боялись и не хотели огласки они обе. Рану залечили домашними средствами. Все обошлось без осложнений, шея у Марии не осталась кривой, видимо, сухожилия перерезаны не были.
Так кончилось ее замужество. Так кончилась любовь.
А прежде этого...
- Кажется, я снова вмешиваюсь не в свое дело, но я прошу вас, Елизавета Владимировна, встать и отдать тряпку мне - я все же помоложе вас...
Весь облепленный мягкими хлопьями снега, на пороге стоял Цагеридзе, торопливо сбрасывал с плеч пальто.
Баженова не заметила, как он вошел. Столбняк слетел, кровь бросилась ей в лицо, тяжелая, жгучая. Почему не вошел Николай пятью минутами раньше или пятью минутами позже! Словно нарочно стоял за дверью и ждал, когда старуха с тряпкой в руке опустится на колени, а она, молодая, гордо выпрямившись, будет стоять у стола, как госпожа, отдающая приказания своей служанке. Не оправдаться, нет - как объяснить ему все это!
Она опередила Цагеридзе, сильным рывком выхватила тряпку у Елизаветы Владимировны - у той так и мотнулась старческая рука - и отшвырнула тряпку в дальний угол.