Читать «К другому берегу» онлайн - страница 116

Марина посмотрела прямо в глаза отцу Арсению:

– Но разве… может… болезнь… стать исцелением? Отрава – лекарством?

– Невозможное человекам возможно Богу.

– Значит… значит я виновата? И нет мне прощения? Но я же… я так сожалела! Я… жить не могла!

– Прощение всегда возможно. Божья любовь подобна дождю, падающему и на пшеницу, и на плевелы, или солнцу, согревающему и праведников, и нечестивых. Это не значит, что Бог не делает различия между праведниками и нечестивыми, но пока человек жив, есть возможность для покаяния и обращения. Вы раскаялись, я это вижу. Раскаялись – значит прощены. Господь вас прощает, так оставьте гордыню – простите и вы себя. Оставьте прошлое – прошлому. Идите вперед. Вы – на правильном пути, верьте себе. Вы верите в любовь? Так Бог и есть любовь. И вы полны любви – так несите ее в мир! Дарите! А иначе – зачем вам дано так много?

Марина смотрела на него со слезами на глазах.

– Спасибо вам.

– Святой апостол Павел писал: «Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею, то я медь звенящая или кимвал звучащий. Если имею дар пророчества, и знаю все тайны, – священник взглянул прямо в глаза Марине, – и имею всякое познание и всю веру, так что могу и горы переставлять, а не имею любви, – то я ничто. И если я раздам все имение мое и отдам тело мое на сожжение, а любви не имею, нет мне в том никакой пользы…» Понимаете?

– Да…

– Я буду молиться за вас. Как ваше имя? Марина?

– А можно вам за некрещеных молиться?

– Я помолюсь. Идите с миром. Храни вас Господь!

– Спасибо.

Отец Арсений перекрестил ее и долго смотрел вслед. А Марина шла и думала: «Помолюсь, сказал!» Правда, помолюсь – сам, от себя, это она поняла. Не как священник, просто как христианин. Поговорить бы с ним подольше! Что он сказал – много дано? Она опять вспомнила сон, и подумала: «А крыночка-то открылась! Крыночка, полная света любви. И не крыночка это вовсе!» На душе у нее было удивительно легко – груз вины, что она тащила на себе все это время, пропал. Нести любовь в мир? Как просто, почему она раньше не понимала! Но как это трудно…

Явился мрачный Лёшка – видно, тяжело далось. Молчал, отводил глаза. Ему было так погано на душе! Ноги к Тамаре не несли: знал, что виноват. Почти год они встречались, всю зиму у нее прожил, а уехал и пропал, слова не сказав. Нет, письмо-то он ей сразу написал: так и так, мол, прости! – но ответа не получил. Все прошло лучше, чем он ожидал, – Тамара женщина сильная, да и не особенно она на него рассчитывала, честно-то говоря: так, развлеклись, и спасибо. А сейчас прощались – поцелуемся, говорит. Ну, давай. Думал так, в щечку обойтись, но она с чувством, всерьез поцеловала его сладкими губами, пахнущими малиной – чай пила, когда пришел. А потом сказала, играя глазами:

– Может, погорячей простимся? А то как-то постно.

Лёшка выскочил, как ошпаренный, ненавидя себя, свое тело, мужское свое естество, так некстати вдруг взыгравшее. С размаху саданул кулаком по столбу у калитки, разбив до крови костяшки пальцев, и еще больше озверел. Шел и матерился: «Бабы, черт бы вас побрал! Физиология, провались она!» И даже не надеялся скрыть все это от Марины – знал, все увидит. Вот тоже еще, провидица. Нет бы была как все, а то дар у нее! Одни мучения от этого дара.