Читать «Аппендикс» онлайн - страница 20

Примерно через полчаса мы все-таки подъехали туда, где только что кто-то, кажется, умирал, но там никого уже не было, хотя серый Шевроле, за который он цеплялся и под которым корчился от боли, стоял на том же месте.

Мы вышли из винтажного красного драндулета Чиччо и подошли поближе. Все еще накрапывал дождь. Табло моего мобильника тускло осветило кровавые следы на покрышке машины. Убедившись, что на асфальте были лужицы той же жидкости, мы поспешно ретировались.

В прострации Чиччо повернул на восток. Ему вдруг захотелось показать мне окна своего дома. Нет, не зайти, но просто – его точку зрения на мир.

По дороге мы проехали неподалеку от древнего города Габии, где до сих пор среди поля травы стояли стены храма Юноны, богини семьи и благополучных родов, и где, говорят, Ромул и Рем научились читать. Асфальт блестел тысячами сброшенных, словно змеиная кожа, презервативов, а по краям одной из самых злачных улиц этого города, прикрытые сверху куртками и почти совсем оголенные внизу, маячили на этот раз настоящие биологические девчонки. При виде приближающейся машины некоторые зябнущие птички автоматически крутились вокруг себя, как скоростные планеты, иные застывали, выставив кое-как прикрытую попку навстречу фарам. По обочинам валялись грязные матрасы с лохмотьями.

Этот город извечно славился своими шлюхами, куртизанками, фаворитками, лупанарами и борделями, которые, в отличие от другой Европы, не ограничивались одним-двумя кварталами, а вырастали из любого угла. Но совсем необязательно было chercher в этом la femme, шерсти не шерсти, но еще в пору Античности во время семейных трапез свита женственных длинноволосых мальчиков, игнорируя подавленное выражение лица жены хозяина дома, то наливала ему вино, то подавала наперегонки любимое блюдо, а он с мягкой улыбкой ловил манящие невинностью и сладострастием взгляды юнцов. В христианское время сильный перевес мужского населения над женским, в основном из-за концентрации монастырей, церквей и присутствия папского двора, порождал огромный спрос на девочек, в которых уже четыреста лет назад охотно переодевались и мальчики, весьма необходимые и сами по себе.

По подсказке апостола Павла, девочке тогда не разрешалось петь в церковном хоре, и живи Блок в Риме, он заменил бы ее на мальчика, а с шестнадцатого по начало девятнадцатого века переделал бы в travesti – ангелоподобного кастрата. Несмотря на папский запрет для женщин плясать и петь в театрах, они туда все-таки просачивались, но не вызывали таких восторженных рыданий и оваций, как их коллеги, не говоря уже о пении во славу Господню. Церковь, осторожно поощряя бедных и талантливых малолеток к музыкальной карьере сопрано и набирая их, уже изувеченных, в Сикстинскую капеллу, одной рукой утирала благостные слезы, другой – клеймила оскопление.