Читать «Махно. II том» онлайн - страница 105
Георгий Иванович Бурцев
– Да вот так… Его слабым звеном была собственная опорная система.
– То есть? Что бы это могло значить? – удивилась Мухина, – расшифруй.
– Его стопа не соответствовала росту, – продолжил Фёдор, – поэтому он и ходил с посохом. Но, что касается тебя, Галюсик, то ты сама себе противоречишь. Своей влюблённостью в Петра ты точно стопроцентная революционерка.
– Да, прям уж там! Как же. Уже и ярлык навесили, – не сдавалась Серебрякова. – Я, между прочим, не увлекаюсь, как некоторые, композиторами – сочинителями революционных песен.
– Поэтому ты увлекаешься Чайковским, и думаешь, что твой Чайковский не революционер? – спросил Костя Сомов.
– Костян, думай, что говоришь, – подала голос Мухина, – Чайковский не писал «Марсельез» и «Варшавянок».
– А кто как ни он ввёл в музыкальную практику принцип расходящихся октав? А это уже революционный шаг, – сказал Мишка Малевич.
– Ну, ты прогнал, – возмутилась Катя Яхонтова. – Тебя послушаешь, так и изобретатель стиральной машинки тоже революционер?
– А то, нет! Да любое изобретение есть революционный акт. Если бы мы развивались только эволюционно, мы бы до сих пор не вылезли из пещер, – произнёс Илья Ефимов. – Революции нас окружают. И очень точно по этому поводу сказал Виктор Гюго в своём «девяносто третьем годе»: «революция есть имманентная сила, которая теснит нас со всех сторон, и которую мы называем необходимостью». Человек вообще рождается уже революционером.
– С какого перепугу ты это вывел? – спросила Мухина.
– А с такого, что он преодолевает одно состояние, входит в другое, причем с кровью, – продолжал Илья.
– Ты, конечно, вместе со своим Гюго, сказанул, как будто кило мыла отвесил. Но может, хватит языком трепать? Революция, революция… Треполюция! Надоело! – зло сказал Федя Герасимов.
– А ты, что хочешь сказать, что ты эволюционист? – смеясь, повернулся к нему Витя Крылов. – Ну, если так, тогда отдай мне свой мотоцикл. И не звони по десять раз на дню по телефону. Не любишь разбойников. А на одном из твоих пейзажей, я заметил, очень уж так душевно выписан вулкан.
– Ну, уже до моих пейзажей добрались! Рисовать надо хорошо! – рубанул Федя.
– Ты же сам любишь повторять: учитесь у природы. А вулканы и есть природные возмутители. Настоящие революционеры! – напомнил ему Сеня Баженов.
– Леонтий Иванович, а вы чего-то сегодня молчите? Прям какой-то не такой… Скажите, что-нибудь, – обратилась к натурщику Катя Яхонтова.
– Да, вы говорите, говорите. Мне очень интересно вас послушать. Я потом… Впрочем, если уж до меня дошёл черёд, то я скажу так. От дождя и вулканического пепла можно укрыться. А от революции не укроешься и не спрячешься. Она же это, как ты сказал, Илья? Импо… Пардон…
– Имманентная сила, – напомнил ему Илья Ефимов.
– Во-во, имманентная сила. А это вам не какое-то бессилие.
– Леонтий Иванович, а за кого были ваши родственники в революцию и в гражданскую войну? – спросила его Зина Мухина.
– Да, по-разному… Кто где. Одни у белых, другие у красных.
– А, вы сами-то, если случись революция, за кого были бы? – спросила молчавшая до этого Тамара Нестеренко.