Читать «Тихие выселки» онлайн - страница 132

Александр Иванович Цветнов

— Торопись! — крикнул Никандров. — До обеда еще разок сгоняем!

Подавальщики сена остались у стогов, а обоз тронулся по проложенной им колее. Дорога узкая, рядом с возом тесно. Маша, замыкавшая обоз, кинула вожжи на спину лошади, пошла позади. Туман рассеялся. Грело так, что спина потела. И хотя снег, заметно убывший за последние дни, лежал сухой, сыпучий, даже колкий, но на колеях появились желтые промаслины, вот-вот снег потеть начнет.

Впереди, за прудом, зеленел осинник, а у плотины старые ивы барского сада были так пронизаны светом, что казались сотканными из светло-желтой с прозеленью ткани.

Маша шуршала валенками по сухому снегу и думала о Косте и о лете, когда Костя приедет на каникулы, и хотя только еще наступила весна и ждать каникул было долго, она не испытывала острой грусти — слишком привольно и вольготно было в белом весеннем поле.

Голова обоза вползла на плотину Барского пруда, тяжелой плитой лежал бугристый, с наплывами лед. В оттепель с вершины оврага нагнало воду, она прошла верхом через плотину, позднее морозы сковали ее, обледенела и плотина. На плотине Никандров скомандовал взять лошадей под уздцы. Маша не слышала команды. Она спохватилась, когда лошадь застучала подковами по скользкой плотине. Огибая воз, Маша побежала, чтобы взять лошадь под уздцы, но сани, разъехавшись, толкнули ее. Она поскользнулась и не удержалась на ногах. Падая, запомнила одно: зашевелились, задвигались, перевертываясь, ивы, и походили они на обычные обглоданные рыбьи скелеты.

4

В чистом поле, за городом, росли и росли пяти и девятиэтажные дома. Строители микрорайона не унимались и зимой. Они долбили мерзлый грунт, загоняли сваи. Только ухало да скрежетало вокруг. Прасковья зиму ходила в ватных штанах и стеганке, перепачканная краской и известкой. В рабочем одеянии выглядела она толстой румяной бабой.

Вместе с работницами-малярами в обеденное время бежала в ближний тесный магазинчик под пятиэтажным домом, хватала бутылку молока и кусок колбасы, ела с подругами по бригаде наперегонки. Женщины, включая бригадирку, были моложе Прасковьи. Здоровые, озорные, они судачили о мужчинах и парнях, часто говорили остро, хохотали до упаду. И Прасковья в том гаме была не последней.

Домой возвращалась автобусом, усталая, но довольная прожитым днем. Жила она с Семеном Семеновичем в самом Санске, в квартале, похожем на село: вся округа была занята деревянными одноэтажными, редко двухэтажными домами с палисадниками под окнами и садочками позади. В таком доме из четырех-пяти комнат изрядно было набито люду: чуть ли не в каждой комнатенке жила семья.

Прасковья и Семен Семенович ютились в комнатушке длиной в три шага. К стене прижалась кровать-полуторка, около двери хиленький столик с двумя табуретками. Наряды и барахлишко молодоженов хранились в шифоньере хозяев. Прасковье казалось, что она каждый вечер из нового города возвращается в село. Дул студеный ветер, и в палисаднике хрустели обледенелые ветки вишенника, приятно пахло печным дымком; даже улица, кривая, тихая, с сугробами, с водоразборными колонками, от которых молодайки отходят с ведрами на коромыслах, даже она напоминала большую деревню; думалось: если пройти несколько таких улиц и выйти на окраину, то там окажутся фермы.