Читать «Тихие выселки» онлайн - страница 108

Александр Иванович Цветнов

Голова у него под шапкой вспотела, между лопаток мокро стало. Пока нес сено во двор, было жарко, шел со двора — обдавало холодом. Надо бы пальто надеть, но в нем не повернуться. «Они в одежде работают, привыкли, что ль», — думал он.

Анна покачивала головой, когда встречалась с глазами Маши. Ей самой было нелегко: Трофима отослала подальше от председательского ока, но сожалела, что отослала: Трофим помог бы Низовцеву. Даже Дуся сердито выговорила Маше:

— Что ты наделала, голова садовая! Хоть помогла бы, что ль, а то стоит у кормушек да указывает.

Задав последней корове, Низовцев смахнул пот из-под шапки. Грошев принес ему пальто.

— Оденьтесь, Андрей Егорыч, а то ненароком захолодаете. — И Маше: —Надо же такое сотворить! Ты думала?

— Ничего особого не случилось, — проговорил Низовцев, надевая пальто. Он и вправду боялся простудиться.

Когда они ушли, Маша наклонилась над кормушкой и, подрагивая плечами, беззвучно рассмеялась.

— Ты над чем смеешься, полоумная? — сказала Анна. — От тебя вред сплошняком. В газетке Андрея Его-рыча через тебя наругали. Что ты больно задаешься? Надо ведь председателя унизить.

— Догони, лизни его, — перестав смеяться, зло сказала Маша.

Низовцев шел, наклоня голову. Не то чтобы стыдился шутки, что сыграла с ним Антонова, нет, он, ощущая усталость, думал, как тяжело этой Антоновой, — в день надо руками перетаскать сотню пудов. «Ну, может быть, поменьше, — прикидывал он в уме, — но все равно много, а она не богатырь».

Грошева тяготило молчание, стараясь подладиться под председателя, осторожно начал:

— Все ясно, Антонова тому писаке наговорила, больше некому, за мать мстит, она, Андрей Егорыч…

Низовцев остановился.

— Ты скажи, почему по двору не развозят сено? Проход широкий, лошадь с возом пройдет.

— Свеклу и концентраты складируем в тамбурах — всем близко. Силос развозим.

— Сено не догадались развозить! У меня чтобы с нынешнего дня доярки перестали бегать с вилами за ворота!

Снова пошли. Грошев смотрел под ноги и думал: «Не угодил, теперь к нему на паршивой козе не подъедешь. Хотя постой, надо пригласить его на завтрак».

— Андрей Егорыч, — сказал он, — на тощой желудок делами заниматься не особо гоже, поедемте ко мне завтракать.

Но тут из прохода, что соединял двор с другим новым двором, гурьбой вывалились кузьминские доярки, окружили их; рябая Аксюта взяла Низовцева под руку:

— Пошли, Андрей Егорыч, к нам завтракать.

— А что, Тимофей Антоныч, — оживился Низовцев, — позавтракаем с ними, оно, верно, так лучше будет.

Грошев пожал плечами, как говорится, куда игла, туда и нитка.

Если на Малиновскую ферму посмотреть с самолета, то два новых двора образовали как бы букву «Н». В поперечнике, что соединял дворы, по обе стороны прохода расположились разные службы и подсобные помещения. В них-то временно и жили кузьминские доярки, столовались в будущей лаборатории. Там уже сидел за длинным столом, сколоченным из сырых досок, Иван Ильич и что-то писал в блокноте. «Пишет, — подумал Низовцев, — ему вилы не всучишь — одна рука и та левая», — спросил: