Послушай, как в саду, где жимолость цветет,Снегирь на персике заливисто поет!Как трель его с водою схожа чистой,В которой воздух преломлен лучистый!Мне грустно до смерти, хотя меняДарили многие любовью, а одна и нынче влюблена.Скончалась первая. Скончалась и вторая.Что сталось с третьей — я не знаю.Однако есть еще одна.Она — как нежная луна.В послеобеденную поруМы с ней пойдем гулять по городу —Быть может, по кварталам богачей,Вдоль вилл и парков, где не счесть затей.Решетки, розы, лавры и воротаСплошь на запоре, словно знают что-то.Ах, будь я тоже богачом,Мы с Амарильей жили б здесь вдвоем.Ее зову я Амарильей. ЭтоЗвучит смешно? Ничуть — в устах поэта.Ты полагаешь, в двадцать восемь летПриятно сознавать, что ты поэт?Имея десять франков в кошельке,Я в страшной нахожусь тоске.Но Амарилье, заключаю я,Нужны не деньги, а любовь моя.Пусть мне не платят гонорара дажеВ «Меркюре», даже в «Эрмитаже» —Что ж? Амарилья кроткая мояУмна и рассудительна, как я.Полсотни франков нам бы надобно всего.Но можно ль все иметь — и сердце сверх того?Да если б Ротшильд ей сказал: «Идем ко мне…»Она ему ответила бы: «Нет!Я к платью моему не дам вам прикоснуться:Ведь у меня есть друг, которого люблю я…»И если б Ротшильд ей сказал: «А как же имяТого… ну, словом, этого… поэта?»Она б ответила: «Франсисом ЖаммомЕго зовут». Но, думаю, бедаБыла бы в том, что Ротшильд о такомПоэте и не слышал никогда.
Пер. Б. Лившица
* * *
Зачем влачат волы тяжелый груз телег?Нам грустно видеть их понуренные лбы,Страдальческий их взгляд, исполненный мольбы.Но как же селянин без них промыслит хлеб?Когда у них уже нет сил, ветеринарыДают им снадобья, железом жгут каленым.Потом волы опять, в ярем впрягаясь старый,Волочат борону по полосам взрыхленным.Порой случается, сломает ногу вол:Тогда его ведут на бойню преспокойно,Вола, внимавшего сверчку на ниве знойной,Вола, который весь свой век послушно брелПод окрики крестьян, уставших от труда,На жарком солнце — брел, не зная сам куда.
