Читать «Белорусы: нация Пограничья» онлайн - страница 160

Александр Кравцевич

«Чужие» делились по национальной или национально-региональной примете («чэхаславакі», «смаляне»). Война обернулась мощным прорывом национального мира эпохи модерна в традиционное общество белорусской деревни. Однако процесс замены этничности как органического кровно — культурного единства сельского населения Пограничья на национальность только начинался.

Отношение к религии также свидетельствовало о наступлении эпохи модерна. На восточном Пограничье в период войны возрожденная церковь оказалась на периферии социальной жизни. Вера стала личным делом человека и совершенно не влияла на его место в социальной иерархии. На западном Пограничье церковь (костел) сохранила и укрепила свои позиции. Однако очень большую роль в этом процессе сыграло укрепление польского национального сомосознания, которое в понимании местного католического населения было неразрывно связано с католическим костелом.

В заключение следует отметить, что устная история населения восточного (белорусско-российского) и западного (белорусско-польского) Пограничья Беларуси выявила конфронтацию правды человеческой памяти о войне с постсоветскими идеологемами прежней советской и современной постсоветской директивной историографии.

Респонденты, как правило, не имели доверия ни к одной из тех политических властей, которые появлялись на Пограничье. Местоимение «свой» («своя») в отношениях к власти практически не использовалось. Жители западного Пограничья не употребляли его также в отношении воюющих армий. На белорусско-российском Пограничье «нашими» («своми») считали красноармейцев, с приходом которых связывали окончание войны.

«Своими» называли также партизан, но при этом позитивная коннотация этого термина исчезла. Партизанская тема засвидетельствовала полный крах традиционного восприятия мира через антиномию «свой/чужой». Следует признать, что фальсификация образа войны советскими и постсоветскими директивными историками наиболее отчетливо проявилась в теме партизанской борьбы. Собеседники даже не всегда соглашались разговаривать об этом. Записанные устные воспоминания как на восточном,так и на западном Пограничье создали очень неоднозначный образ «народных мстителей». Наряду с упоминанием о справядлівых, настаяшчых, дзействіцельных партизанах люди с болью вспоминали бандытаў, тарбэшнікаў, хулюганаў. Страшные картины партизанского разбоя и насилия опровергают советский тезис о «всенародной поддержке» партизанского движения. Они дают основание заявить, что во многих местностях Беларуси приход партизан вызывал не меньший страх, чем приход немецких карательных частей. Изучение партизанской проблематики показывает полную научную несостоятельность понятия «Великая Отечественная война советского народа», по крайней мере применительно к Беларуси, и заставляет задуматься о перспективе использования дискурса гражданской войны.