Читать «Этническая история Беларуси XIX — начала XX века» онлайн - страница 14

Павел Всеволодович Терешкович

Публикация результатов переписи была воспринята далеко не однозначно. При этом в польской историографии сложилась устойчивая традиция восприятия результатов переписи как фальсификации, направленной на занижение численности поляков в Западном крае [314]. Вопрос этот более чем серьезный, так как под сомнение ставится сама возможность использования переписи 1897 г. в качестве надежного источника. Отметим сразу, на занижение численности своей этнической группы сетовали и белорусы и литовцы [238, с. 385, 428], к которым, по мнению польских исследователей, была приписана значительная часть поляков. Один из аргументов польских исследователей состоит в том, что к полякам в момент проведения переписи относили только землевладельцев и интеллигенцию [314, с. 29; 369, с. 18]. С этим едва ли можно согласиться: по данным переписи 1897 г. на территории Беларуси не менее 30,1 % поляков составляли крестьяне. Но едва ли не самый главный аргумент — полное или почти полное отождествление католического населения Беларуси с поляками. Это положение представляется буквально как аксиома. В. Ва-кар, например, чье исследование П. Эберхардт считает «самым фундаментальным» [314, с. 18], попросту утверждал, что возможно «так называемых белорусов-католиков... и «русских других вероисповеданий» причислить без значительной ошибки к польской национальности» [399, с. 17]. Впрочем, В. Вакар не включил в состав поляков свыше 40 тыс. католиков, однако почему именно столько, а не меньше или больше, не вполне понятно. П. Эберхардт утверждает, что во второй половине XIX в. «на пространстве бывшей Речи Посполитой возникает понятие национальной идеи среди крестьянского слоя», «крестьянин-католик, употреблявший славянские диалекты... становится окончательно поляком», и что «эти процессы в конце XIX в. выступали уже в четко очерченной форме» [314, с. 31]. На наш взгляд, это явное преувеличение. Для крестьян не только Восточной, но и Западной Европы было характерно отсутствие четкого национального самосознания. Такая ситуация была характерна даже для Франции конца XIX в., несмотря на более чем столетнее существование «образцового» для других народов национального государства [404]. Отметим, что согласно основательным монографиям X. Бродовской и Я. Моленды более-менее четкая артикуляция национальной идентичности среди крестьян на собственно этнической польской территории приходится на период революции 1905-1907 гг. и в большей степени на время Первой мировой войны [338, 371]. Что же касается конца XIX в., то, по мнению Я. Моленды, «для сельской местности Королевства Польского, впрочем как и для Галиции, обычными явлениями были: цивилизационная отсталость, безграмотность, низкий уровень сознания национального и политического, а также связанное с этим безразличие к общественным делам» [371, с. 95]. В связи с этим сложно представить, чтобы формирование польского национального самосознания среди крестьян-католиков белорусско-литовского пограничья шло быстрее, чем собственно в Польше. Это наше предположение подтверждает и фундаментальное исследование Р. Радзика, который отмечает, что даже среди польской интеллигенции на литовско-белорусских землях распространение понятий нации (культурной, а не политической), идеологической отчизны происходило медленнее, чем в Конгрессовой Польше [379, с. 136, 137].