Читать «Австрийский моряк» онлайн - страница 120

Без долгих предисловий, не дав мне опомниться, граф профессор шагнул вперед с лучезарной улыбкой, раскинул унизанные перстнями руки и тепло обнял, запечатлев на моей похолодевшей щеке поцелуй. В ноздри мне ударил какой-то странный аромат. Матросы ошарашенно смотрели.

— Ах, дорогой мой герр лейтенант, как я рад познакомиться с вами и вашими бравыми моряками! Не сомневаюсь, плавание будет приятным… Однако, — тут он поворотился в сторону причаленной к пирсу U-13, — я вынужден признать, что ваша лодка выглядит куда меньшей по размеру, чем меня уверяли. Впрочем, Наполеон путешествовал с Корсики в весельной шлюпке, разве не так?

На последний вопрос ответить я не мог, и только растерянно пригласил гостя пройти на борт, и как завороженный смотрел на маячащего за ним минотавра. Граф-профессор заметил это и снова расплылся в улыбке.

— Да-да, это мой телохранитель Ахмед, который сопровождает меня в этой важной поездке.

— Здрасьте, Ахмед, — выдавил я, не уверенный на каком из языков (если вообще на каком-либо) разговаривает это животное. — Надеюсь, плавание будет приятным, если погода не подведет.

Ахмед смерил меня не выражающим даже проблеска эмоций взглядом, потом повернулся и сплюнул в воду рядом с причалом, отчего получился всплеск как от винтовочной пули.

— О, простите его, — проворковал граф. — Он магометанин, и должен очистить рот после разговора с неверным.

— Но он ведь не сказал ни слова!

— Знаю. Несколько лет назад ему отрезали язык.

Вероятно, в наказание за попытку вести светскую беседу о погоде с последователем ислама, двухдневный переход к мысу Лаги получился одним из самых отвратительных в моей жизни. Едва мы миновали Дураццо, с норд-веста налетел свирепый шторм. Высаживать пассажиров в такую погоду не было возможности, да и U-13 не слишком хорошо переносит такие бури. В итоге мы нырнули на пятнадцать метров в расчете избежать коротких, злых волн и проливного дождя. Но даже на этой глубине нас кидало и раскачивало самым неприятным образом. Все промокло насквозь, было холодно, приготовить ничего нельзя. Впрочем, после нескольких часов такой качки аппетит пропал напрочь, потому как мы все до единого стали жертвой морской болезни. Вскоре дурно пахнущее эмалированное ведро заходило по кругу как гнусное подобие общего причастия. Но поспевало оно не всегда вовремя.

Скверное дельце, нет спора, но подобные вещи были привычны подводникам тех дней. Что делало положение совершенно невыносимым, так это присутствие наших пассажиров. Тошнотворная болтанка вроде никак не действовала на Ахмеда. Тот только сидел неподвижно, занимая почти целую койку в крошечной офицерской каюте, глядел прямо перед собой, а промокший козий жилет исполнял партию баса в ансамбле ароматов, наполнявших наш несчастный кораблик. Граф, напротив, не умолкал ни на минуту. Сам не подверженный морской болезни и безразличный к страданиям окружающих, он без устали, бесконечно, одержимо трещал о своей собственной необыкновенной персоне, о своем характере, связях, достижениях. И все это на шепелявом, гортанном мадьярском немецком, особенно ненавистном мне, признаюсь, потому как в нем я улавливал эхо дорогого сердцу акцента Елизаветы. Я нес вахту в центральном посту и получил небольшую передышку, хотя однажды граф зашел и туда, чтобы дать несколько ценных советов по управлению лодкой. Потом наступило время Белы Месароша, и за всю карьеру морского офицера я не видел никого, кто быстрее бы заявил о готовности к службе, чем он, бледный и трясущийся после четырехчасового отрезка в обществе графа и слуги. Протиснувшись мимо меня по узкому проходу, Месарош с чувством хлопнул себя по лбу, закатил глаза и прошептал: «Кристус Мария!». Наступил мой черед переживать обстрел тяжелой артиллерии, и я сел, больной и вымотанный до предела, на койку напротив графа и Ахмеда.