Читать «Рождественская оратория» онлайн - страница 109

Ёран Тунстрём

— Ну-у… в общем никто не говорит, что вы очень веселая.

— Вот как. А все потому, что в разговорах я вечно вроде бы защищаюсь. Вопросы будто атакуют меня прямо в лоб. Я никогда не успеваю поиграть словами, покрутить вопросы так и этак. Сейчас это меня не смущает. Сейчас народ готов слушать все, что я ни скажу, хотя бы и полную чушь.

Вошла кухарка с тортом и кофе. Были на подносе и две рюмочки.

— Надеюсь, вам понравится, — сказала она и, сделав книксен, удалилась.

— Конечно, понравится, — ответила Сельма. — Что у тебя там за книга?

— Мальгрен Нильс. «Сильный».

— Поставь на место, как есть. Мне хочется поднять дух слабых, ободрить слабые существа внутри нас. Если мною и руководила какая-то идея, так это — дать голос слабым. Как думаешь, мальчик, будет война?

— Она снится мне по ночам. Я вижу во сне, что мама жива, и папа здесь, и летят самолеты.

— Вам, молодым, придется тяжко. В войну у детей связь с жизнью хрупкая, как у яблоневых цветков в саду.

— Вы боитесь смерти, тетя Сельма?

— Почему ты спрашиваешь, чудак человек?

— Мне просто кажется, я должен спросить.

— Умереть бы у открытого окна, в такой вот день, как нынче… Птицы в саду, вода журчит, а рядом человек, на которого можно положиться… Птицы и прочее не проблема, но на кого я могу… Отведай-ка торта.

— Вкусный.

— В «Новой кондитерской» хорошо пекут. Особенно торты «Принцесса»… главное, не слишком пересластить.

— Как это — писать книгу?

— Ах, Сиднер, о тортах с тобой не поболтаешь. Уж не намерен ли ты…

— Мне бы надо стать бессмертным.

— Кому-кому, а мне тут смеяться негоже. Подожди годик-другой, там будет видно.

— А что делать? Плохо у меня с жизнью. Меж мною и жизнью словно перегородка стоит. Но когда я кричу… то есть когда пишу… мне представляется, что это будет услышано, пройдет прямо сквозь жизнь и достигнет высей… Я смешон, да?

— Разумеется, как и я.

Во дворе зашуршали шаги, послышался шепот, и разом все стихло. А потом чистые девчоночьи голоса запели:

У нас на лужайке черника растет. Приди, моя мята душистая.

Сельма встала, плотнее закуталась в шаль.

Коль хочешь, дружок на лугу подождет, Где розы, шалфей и ромашка цветет. Приди, моя мята душистая.

— Извини, мне надо появиться на балконе. Примерно на второй строфе. Дай-ка трость, спасибо. Ужасно мило с их стороны. Знал бы ты, сколько раз на моем веку я слышала эту песенку! Впрочем, я никогда об этом не говорила. Мне и правда приятно, честное слово. Только вот в музыке я полный профан.

Сиднер стоял у окна, слушал песню, а потом голосок маленькой девчушки, которая вышла вперед: