Читать «Об антологии Алана Беннетта» онлайн - страница 2

Интересно все-таки, почему, несмотря на свой огромный авторитет в Англии, Гарди не стал таким же любимым в России, — хотя значительная часть его стихов переведена (и напечатана в последнем томе его трехтомника, вышедшего в 1989 году в «Художественной литературе»)? Не потому ли, что для русской поэзии, начиная с Пушкина и Жуковского до поэтов-символистов и постсимволистов, мейнстримом был как раз романтизм и его всевозможные изводы? Единственное исключение представляет Некрасов, но, несмотря на его огромное влияние на современников, в дальнейшем некрасовская линия продолжается в русской поэзии лишь редким пунктиром. И мне кажется, что Марк Фрейдкин очень тонко прочувствовал эту связь, переведя с дактилическими окончаниями одно из самых пронзительных стихотворений Гарди «Голос»:

Твой ли то голос, о женщина, ставшая Непреходящею болью моей, Слышится мне, словно в пору тогдашнюю Наших начальных безоблачных дней? Ты ль это? Если и впрямь ты звала меня, Дай же мне встретиться снова с тобой Там, возле города, где ты ждала меня В платье нежнее волны голубой! Иль это ветер с глухой безучастностью Носится вдоль перелесков и рек, И растворенную в блеклой безгласности Мне уж тебя не услышать вовек?..

Поэтический путь Томаса Гарди необычен. Когда он, уже прославившись как романист, сосредоточился на стихах, ему было почти шестьдесят лет. Между прочим, в его стихах изрядное место занимает кладбищенская тема. В каждом втором стихотворении — могилы, надгробные плиты, призраки умерших, зелень, растущая из праха погребенного… В этом он тоже — англичанин, который со смертью запанибрата; недаром именно в Англии расцвел жанр шутливых эпитафий. Можно вспомнить, что и первое стихотворение, по которому русский читатель познакомился с английской поэзией, была «Элегия, написанная на сельском кладбище» Томаса Грея, переведенная В. А. Жуковским в 1802 году.

В подборке Беннетта стихи Томаса Гарди о самоубийце соседствуют с элегией любимому коту, строфы, написанные на гибель «Титаника», — со стихами на смерть солдата в Англо-бурской войне, апокалипсический отрывок о кануне битвы при Ватерлоо — с безрадостным четверостишием, итожащим опыт Первой мировой:

Твердило Божье нам веленье О мире и благоволенье. Когда же, люди, мы успели Дойти до газов и шрапнели?

Альфред Эдвард Хаусман (1859–1936) тематически примыкает к Гарди. Он пишет о быстротечности жизни и молодости, об одиночестве и смерти. Его первая книга называлась «Шропширский парень», хотя сам он никакого отношения к сельской жизни не имел, в Шропшире бывал лишь проездом и почти всю жизнь был профессором латинского языка и литературы в Лондонском университете, а потом в Кембридже (выдающимся специалистом в своей области, между прочим).