Читать «Читаю «Слово о полку...»» онлайн - страница 30

(… … … … … … … … … … … …)

Всеслав в Киеве слышит, как ему колокола звонят в Полоцке — на Святой Софии, на родине.

Ярославна плачет в Путивле, а ее голос слышен на Дунае — за сотни километров.

Игорь хочет бежать из плена — мыслию поля мерит. Вот он бежит — и все глаголы и травы бегут вместе с ним:

Застучала земля, зашумела трава, половецкие вежи задвигались. Горностаем князь в тростниках мелькнул, белым гоголем на воду пал, вскочил на коня борзого, соскочил босым волком, и пустился к Донцу лугами, и взвился соколом под облаками...

Мы не слышим себя и не замечаем, как бедна бывает наша речь, как трудно найти слово, чтобы точно выразить свое чувство или новое состояние души, какими стертыми риторическими сравнениями мы пользуемся, как беден наш личный запас слов. Даже гениальные стихи надо уметь читать, развивать свой слух и свое воображение, и когда мы говорим «А-а, это я читал в школе», мы похожи на неопытного грибника, который проходит мимо белых грибов и не видит их, — а опытный кружит по поляне, и каждый новый круг приносит ему радость, дарит незамеченные грибы.

Я перечитывал «Слово...» в разные годы, и каждый раз мне казалось, что я в нем все прочувствовал, собрал все «грибы». Так же было и со стихами Пушкина: чем больше я перечитывал их, тем больше открывал для себя, наслаждаясь скользящей, как птица, мудростью, точностью душевных переживаний, обманчивой простотой и прозрачностью... Так бывает на северных реках — очень чистых: кажется, что река не глубокая, каждый камушек виден на дне, а шагнешь из лодки — и не достанешь дна!..

Слово о полку Игореве. Переложение

Не время ли нам, братия, старыми словесами начать скорбную повесть о походе Игоря, Игоря Святославича? Начаться же этой песне по былям сих времен, а не по замышлениям Бояна. Ибо вещий Боян, если песнь кому пропеть собирался, то растекался белкой по древу, по земле — серым волком, сизым орлом — под облаком! Вспоминал он и княжьих усобиц начало. Тогда пускали десять соколов на стадо лебедей, и которую лебедь настигал сокол, та и славу кричала! — старому ли Ярославу, храброму ли Мстиславу, что зарезал Редедю в поле перед полками косожскими, иль пригожему Роману Святославичу. Боян же, братия, не десять соколов на стадо лебедей пускал, а свои вещие персты на живые струны воскладал. Сами струны играли и славу князьям рокотали. Начнем же, братия, повесть сию от старого Владимира до нынешнего Игоря. Потеснил Игорь ум дерзостию, поострил сердце мужеством, преисполнился ратного духа и храбрые свои навел полки на землю Половецкую — за землю Русскую! О Боян, соловей стародавнего времени. Вот бы песни ты этим полкам выщёлкивал, растекаясь по мысленну древу, летая умом под облаком, славу старую с новой свивая, рыскал бы по тропе Трояна через поля на горы, пел бы Игоря, внука Трояна, дела: «Не буря соколов занесла через долы широкие, стая галок летит к Дону великому». Или так бы еще запел вещий Боян, внук ВелЕсов: «Кони ржут за Сулою, — звенит слава в Киеве! Трубит в трубы Новгород — стоят стяги в Путивле!» Игорь ждет милого брата. И сказал ему буй-тур Всеволод: «Один ты, Игорь, свет мой светлый, оба мы Святославичи. Седлай же своих борзых коней, брат. Мои давно под Курском стоят осёдланные, Мои куряне — бывалые воины. Под трубами повиты, под шеломами возлелеяны, с конца копья вскормлены. Дороги ими исхожены, овраги изведаны. Луки у них натянуты, колчаны отворены, сабли изострены. Сами скачут, как серые волки в поле, себе ищут чести, а князю славы». Тогда глянул Игорь на Солнце и видит, что тьма от Солнца все войско его накрыла... И сказал князь дружине своей: — Братия и дружина! Лучше нам порубленным быть, чем без чести поворотить. Сядем же на своих на борзых коней да глянем на синий Дон. Князю дума запала — отведать великого Дона, и сильнее знáменья была его дума. «Хочу, — сказал, — копье преломить на краю половецкого поля. С вами, русичи, голову там положить, либо Дона испить из шелома». Князь вступил в золотое стремя и поехал по чистому полю. Солнце тьмою дорогу ему заступило. Ночь громовыми стонами птиц пробудила, свист звериный поднялся. Диво кличет с вершины древа, велит послушать — земле незнаемой, и Поморию, и Посулию, и Сурожу, и Корсунию, и тебе, тмутороканский каменный болван! А половцы к Дону великому побежали неезженными дорогами. — Рци! — скрипят телеги в полуночи, будто лебеди растревоженные. Игорь воинов к Дону ведет. А беда их пасет, на дубах поджидают их птицы, волки воем в оврагах грозу подзывают, орлы собирают на кости зверей, лисицы брешут на червлёные щиты. О Русская земля, уже ты за холмом. Долго ночь меркнет. Свет заря заронила, мгла покрыла поля, свист уснул соловьиный, говор галочий пробудился. Перегородили русичи широкую степь щитами! Добыли себе чести, а князю славы,— в пятницу спозаранок    потоптали       полки          половецкие и рассыпались стрелами в поле. Красных девок помчали, а с ними — золото и оксамиты (бархат рытый)! Покрывалами, кожухами, плащами стали грязи гатить и мосты мостить — золочёной парчой половецкой. Червлёный стяг, боевая хоругвь, на серебряном древке червлёный бунчук — храброму Святославичу! Дремлют в поле Олеговы храбрые внуки. Залетели далече! Далеко от родного гнезда. Не было ведь оно на обиду порождено ни соколу, ни кречету, ни тебе — черный ворон, половчанин! Гзак бежит серым волком к великому Дону, Кончак ему правит дорогу. На другой день утром рано зори кровавые весть подают. Черные тучи с моря идут — четыре Солнца хотят затмить, — а в них трепещут синие молнии. Быть великому грому! Идти дождю стрелами с Дону. И копьям тут преломиться, и саблям тут притупиться о головы половецкие на реке Каяле у Дона великого. О Русская земля, уже ты за холмом! Дуют ветры, Стрибожьи внуки, несут стрелы с моря на храбрые Игоревы полки. Земля гудит. Реки мутно текут. Пыль поля покрывает. Стяги заговорили: «Идут половцы с Дока. Идут с моря!» Со всех сторон обступили и кликом поля перегородили бесовы дети, а храбрые русичи оградились щитами червлёными. Яр-тур Всеволод! Ты всех впереди стоишь, острые стрелы мечешь, гремишь мечами. И куда ты поскачешь, князь, золотым шеломом посвечивая, там и лежат побитые головы половецкие. Яр-тур Всеволод! Твоими калёными саблями расщеплены шлемы аварские. И что тебе раны, забывшему честь и богатство, и город Чернигов — отцовский престол золотой, забыл ты красавицы Глебовны ласки, и свычаи, и обычаи... Были века Трояновы, миновали лета Ярослава. Двигал Олег походы, сын Святослава. Мечом он ковал крамолу и стрелы сеял. Вступит в златое стремя в граде Тмуторокани, Всеволод звон услышит, сын Ярослава, а Владимир в Чернигове уши с утра затыкает. Бориса же Вячеславича (хотел он вернуть Чернигов) храбрость на смерть привела — постелила зеленое ложе трава за обиду Олегову... С той же Каялы Святополк вывез тело отца, прилелеяв его меж угорскими иноходцами. Тогда при Олеге, при Гориславиче, сеялись и прорастали усобицы. Пожинали их внуки Даждьбожьи. В княжьих раздорах жизни людей сокращались.