Читать «Родная старина Книга 4 Отечественная история XVII столетия» онлайн - страница 182

В. Д. Сиповский

В тех домах, где домоводство предоставлялось хозяйке, дела ей было много. Припомним, что у богатых и даже достаточных людей хозяйство в старину было большое и сложное. Двор таких хозяев представлял как бы помещичью усадьбу — тут были и скотный и птичий дворы, был огород и фруктовый сад. Число слуг в доме нередко превышало сотню — тут были повара, поварихи, портные, швеи, сапожники, плотники и другие. Хорошая хозяйка должна была за всеми досмотреть: распределить работу между женской прислугой, чтобы никто не сидел сложа руки и не гулял спустя рукава; показать, что и как сделать; присмотреть, чтобы все, что приказано, было исполнено, чтобы не переводилось понапрасну хозяйское добро; позаботиться, чтобы все слуги были сыты, одеты и довольны, чтобы не выходило между ними споров и неприятностей, чтобы всем в доме было хорошо. Исполнить все это было нелегкой задачей, и женщина, которая выполняла ее, действительно заслуживала большой похвалы. О такой жене-хозяйке говорится в «Домострое», что она для мужа «дороже камня многоценного», что она — «венец мужу своему». Но домоводство далеко не всегда предоставлялось женщине: у более богатых и знатных людей были на то ключники и дворецкие, а жене приходилось наблюдать лишь за рукодельницами и самой, если хотела, заниматься вышиванием. Одежды вышивались золотом, унизывались жемчугом и драгоценными камнями — это требовало большого искусства, и работы было тут немало. Но все-таки однообразие ее, отсутствие сколько-нибудь разумного труда, общества и развлечений, крайняя пустота теремной жизни налагали свою печать на знатную русскую женщину. Занимаясь пустой болтовней с сенными девушками, слушая сплетни их и нехитрые шутки и прибаутки разных домашних дур, шутих да россказни приживалок, она вконец пустела, ум ее мельчал, и она действительно обращалась в «малосмысленное» существо — в умственного недоростка, нуждающегося почти на каждом шагу в указаниях и наказаниях мужа. Бывало и худшее. Иногда женщина, томимая скукой и пустотой теремной жизни, увлекалась всякими сплетнями, дрязгами и проделками, ум ее направлялся на разные уловки, чтобы провести нелюбимого мужа, посеять вражду между родичами его. Тут и плетка не помогала: страх наказания, не соединенный с любовью и уважением к наказующему, не исправляет человека, а озлобляет. Притом хитрость «малосмысленного существа» нередко торжествовала над суровостью домовладыки. Разные сплетницы под видом торговок да богомолок проникали в терема и много содействовали домашнему разладу. Таким образом, теремная жизнь отупляла женщину и развращала ее; «злая жена» являлась действительно «терновым венцом для своего мужа», и слова разных книг, где говорилось о злонравных женах, как будто оправдывались на деле. «Да, горе, горе мужу, если обрящет он жену льстивую, лукавую, крадливую, злоязычную, колдунью, еретицу, медведицу, львицу, змию, скорпию, василиску, аспиду. Горе, горе тому мужу!» — так восклицает отец в одной беседе с сыном о злонравных женах. Он истощает, кажется, весь свой запас страшных слов, чтобы обрисовать сыну самыми черными красками злонравную жену и отбить у него охоту к женитьбе. Таким образом, заключение в тереме и пользование «страхом» вели именно к тому злу, с каким думали бороться этими средствами.